Существует, безусловно, и такая эстетическая категория, как грустное (элегическое), внушающая не такое сильное, потрясающее чувство, как трагическое, но более лёгкое чувство грусти. В то же время, если одни явления могут внушать более острое, но кратковременное чувство грусти, то другие явления будут возбуждать менее острое, но более продолжительное чувство тоски или печали, третьи явления могут вызывать чувство уныния, подавленности, меланхолии. Не значит ли это, что наряду с просто грустным могут существовать и такие эстетические категории, как печальное, тоскливое, меланхолическое, так же как наряду с радостным, возбуждающим смех, могут существовать и такие формы радостного, которые вызывают восторг, ликование, но не выражаются в смехе?
Пойдя, однако же, по пути более дробного деления эстетических категорий, мы должны будем установить их столько, сколько имеется категорий явлений действительности, способных вызывать те или иные чувства. В этом была бы необходимость, если бы мы без теоретического анализа не могли разобраться, в каком направлении действует на наши чувства то или иное явление; если бы для писателей существовали какие-нибудь одни правила для построения грустного, другие правила – для построения меланхолического, третьи – для страшного или весёлого. Обычно всё это, как порознь, так и взятое вместе, достигается правдивой передачей действительности. Писатель, изображая явление, передаёт его таким, каким оно является его чувствам; читатель же, без какого бы то ни было теоретического анализа, понимает чувствами, что именно воспроизведено: грустное или весёлое, комическое или трагическое, прекрасное или безобразное.
Вместе с тем мы не можем относиться ко всему одинаково. Одно нам нравится, другое не нравится; одно мы одобряем, другое осуждаем и т. д. В каком бы жанре ни работал писатель, как бы ни старался изобразить жизнь: широко или с какой-нибудь одной стороны, он обязательно должен разобраться, что в изображаемой им действительности хорошо и что плохо. В таком подходе и заключается то отношение художника к изображаемому предмету, без которого не может быть подлинного художественного произведения.
Поскольку основным предметом художественного изображения является человек, писателю в первую очередь необходимо уметь разбираться в людях. Это невозможно без какого-то общего подхода к ним, без какой-то методологии, которая, однако, никогда не проводится вполне осознанно. Подобно тому, как мы всё делим на плохое и хорошее, на полезное для нас, внушающее положительное отношение к себе, и на вредное, внушающее отрицательное отношение, так и людей мы привыкли делить на плохих и хороших, то есть на два основных типа: положительный и отрицательный.
В обычной, повседневной жизни мы оцениваем как хорошие или как плохие не только отдельные поступки людей, но не можем удержаться от какой-то общей оценки человека как личности, то есть от того, чтобы не определить к нему своё отношение. Нам обычно мало бывает знать, что в каком-то отдельном случае человек поступил хорошо, а в другом случае – плохо или не совсем хорошо. На основании тех сведений, которые у нас имеются, как бы скудны они ни были, иной раз даже по одному внешнему виду человека, по выражению его лица мы стараемся угадать, что он представляет собой как человек вообще; чего от него можно ждать, можно ли на него положиться.
Конечно, деление всего человеческого рода на две половины – деление очень общее, в связи с чем понятия положительного и отрицательного типов – понятия очень широкие, растяжимые. Один человек хорош в чём-нибудь одном, другой хорош в другом, третий – всем хорош, да есть в нём какое-нибудь скверное качество, которое заставляет нас усомниться во всех его остальных достоинствах. О человеке невозможно составить мнение путём арифметического сложения его положительных и отрицательных свойств, да так мы никогда и не поступаем в жизни. В обычных своих сношениях с людьми мы судим о них по впечатлениям, полученным в результате имевшихся у нас личных столкновений с ними или почерпнутым из чьих-нибудь рассказов о них. Все эти впечатления безотчётно суммируются в нашем сознании в общую оценку человека как личности или характера, в результате чего мы либо симпатизируем ему, относимся как к человеку хорошему, положительному, в обществе которого нам приятно; либо питаем к нему антипатию как к человеку плохому, с которым нам не хотелось бы иметь дело.