Принято считать, что действие, оказываемое на нас трагедией, заключается в чувстве жалости, которое мы испытываем к страдающей, гибнущей личности. В связи с этим высказывается мнение, что трагический герой – это человек хороший, положительный, даже возвышенный, иначе к чему бы мы его стали жалеть. Существуют, однако ж, такие трагические герои, как Макбет Шекспира, отрицательная направленность которых совершенно очевидна. Трагическое, таким образом, подобно комическому, может быть и положительным, и отрицательным, может проявляться как в виде прекрасного, так и безобразного. В зависимости от этого и чувство, испытываемое нами при восприятии трагедии, может быть различно. Если Ромео внушает нам жалость, то никакой жалости к Макбету мы не испытываем. Его страдания не внушают нам сочувствия, а сама смерть воспринимается как заслуженное наказание. Если мы всецело сочувствуем Ромео или Джульетте, то к сочувствию, с которым мы относимся к Отелло, примешивается осуждение таких черт его характера, как излишняя подозрительность, неоправданное легковерие, излишняя горячность и т. д. Мы больше жалеем невинно гибнущую Дездемону, которая, в сущности, и не является трагическим характером, как Отелло.
Учитывая, что трагический герой может являться разновидностью и положительного, и отрицательного типов, мы должны вместе с тем учитывать, что и степень его положительности или отрицательности может быть разной, а также и то, что отрицательный тип иногда тоже имеет право на какую-то долю нашего сочувствия как человек, который ещё может исправиться и вернуться на стезю добродетели. Всё это говорит о том, что чувства, которые внушает нам трагедия или трагический герой, очень разнообразны и не могут быть сведены только к чувству жалости или к чувству жалости, смешанному со страхом.
Мы определили трагический характер как сочетание силы со слабостью, как сочетание каких-то положительно или отрицательно направленных стремлений с недостатками, направленными во вред самой трагической личности. Но так же или почти так мы можем определить и комический характер. Вся разница здесь окажется лишь в величине силы, с которой сочетается слабость. Если человек полюбит с силой Отелло, то может получиться трагедия, но если он полюбит как Подколесин или как Хлестаков, то выйдет только комедия.
Между силой чувств и переживаний, свойственных трагическому и комическому героям, как, например, между силой чувств Отелло и Хлестакова, возможна бездна градаций, и на какой-то ступени нам уже трудно будет сказать, имеем ли мы дело с комедией или с трагедией. Читая «Дон Кихота», мы постепенно убеждаемся, что Дон Кихот – фигура столь же трагическая, сколь и комическая, но всё же не решаемся окончательно зачислить его в трагические герои. Мистер Пиквик тоже выглядит далеко не комично, когда, потерпев поражение в борьбе с силами зла, решает навеки заточить себя в долговой тюрьме. Макар Нагульнов из «Поднятой целины» несколько раз на протяжении романа переходит из комического плана в трагический, и хотя судьба его по-настоящему трагична, мы, представляя себе его образ в целом, вспоминая происшедшие с ним комические эпизоды, не можем всё же думать о нём как о характере безусловно трагическом.
Обычно таких героев считают натурами нецельными, противоречивыми, но это лишь потому, что мы привыкли воспринимать комическое и трагическое как противоположные эстетические категории, не замечая того, что как то, так и другое неоднородны и даже противоречивы в самих себе. Трагическое-положительное родственно комическому-положительному, то есть юмористическому, и легко соединяется в одном характере с ним, но не соединяется с трагическим-отрицательным или с комическим-отрицательным, то есть с сатирическим. Для нас главное, существенное, заключается в том, что и Дон Кихот, и Пиквик, и Нагульнов принадлежат к положительному, а не отрицательному типу, являются людьми в общем хорошими, а не плохими. Комическое так легко уживается в них с трагическим, поскольку и то и другое встречается в них в своей положительной форме и то и другое является разновидностью прекрасного.