Иронические юморески

В последний раз мы его видели в качестве директора дома отдыха горздравотдела. В этом доме отдыха он чувствовал себя как рыба в воде. Однако страшно даже подумать, какой отпечаток накладывает на человека его профессия! Отъевшись на казенных харчах, наш герой разбух, как насосавшийся крови клоп, лицо его побурело, набрякло и, казалось, вот-вот лопнет, Он нарядился в какой-то невозможный зеленый пиджак и совсем уж невыразимые небесно-голубые брюки. Подобострастно вертя ногами в красных полуботинках, он юлил перед женами ответственных работников, приехавшими в дом отдыха. Стараясь выслужиться перед ними, он то и дело принимался плясать, словно шансонетка из кабаре, и, даже стыдно сказать, пел куплеты какого-то пошленького содержания:

Вы поймите, в самом деле,
Без знакомств нам не прожить.
В курбюро, и в промартели,
И в райфо, и жилотделе
Надо их заполучи-ить.

Все отдыхающие делились у него на две группы. Перед одними он лебезил, подхалимничал, подличал и кормил их клубникой, к другим же относился наплевательски и не давал даже манной каши. Единственный куст сирени он обломал, чтоб соорудить букет для жены начальника горздравотдела, из железной решетки, предназначенной для теннисного корта, сделал себе курятник, съел кишмиш, приобретенный для кренделей, и свалил на мышей. Такой же участи подверглись ветчина и липовый мед. Сверх того он продал на сторону целый вагон клубники. Пронюхав, что отдыхающие собираются подать на него жалобу, он организовал за ними слежку, стал писать анонимные письма и готовить какие-то компрометирующие фотодокументы, ради которых носился с фотоаппаратом, как дурень с писаной торбой. Ничего у него, конечно, не вышло: его сняли с работы, даже заместителем не оставили.

Мы смотрели на этого горе-руководителя, и не переставали удивляться: почему так не везет всем этим театральным директорам?

Нам почему-то вспомнился один наш знакомый директор, которого мы знали в жизни. По сравнению со своими театральными коллегами этот директор был прямо-таки святой человек, самоотверженный труженик, забывавший ради работы все на свете вплоть до самого себя. Едва он появлялся утром у себя в кабинете, как сейчас же к нему начинали приходить разные люди: начальники цехов, отделов, лабораторий, инженеры, техники, мастера, заказчики, поставщики, толкачи, ревизоры, контролеры, бухгалтеры и просто сотрудники с требованием разрешить тот или иной вопрос; со всех сторон несли к нему на подпись бумажки, с которыми нужно было внимательно знакомиться, чтоб не подписать впопыхах какую-нибудь чепуху; тут же начинали трещать над ухом звонки, телефоны, то и дело приходилось прерывать разговор, бросать начатое письмо, хватать ту или иную трубку, что-то кричать в нее, либо бежать в цех, пролет, лабораторию, ехать в трест, главк, райком, министерство; готовить отчет, делать доклад, проводить совещание, разбирать конфликт… да мало ли что! Для того чтоб все сделать, ему не хватало дня. Он засиживался на работе и возвращался домой поздно вечером. А у него была маленькая дочка, которую он очень любил и почти никогда не видел, так как она ложилась спать задолго до его возвращения. Врачи давно рекомендовали ему поехать на юг, так как это требовалось для его здоровья, но он предпочитал никуда не ездить, а всегда проводил отпуск дома, чтоб хоть некоторое время побыть со своей семьей. Нужно также сказать, что он никогда не делал никому пакостей, не продавал на сторону клубнику, не воровал чужих диссертаций и изобретений, не пел куплетов, не наряжался в голубые брюки, а одевался как самый простой нормальный человек, то есть вполне прилично.

Мы вспомнили также одного очень хорошего нашего знакомого академика. И опять-таки нас поразило, как далеко было этому академику до той безмятежности, в которой пребывал академик из виденной нами комедии. Положение, занимаемое им в науке и обществе, накладывало на него столько разных обязанностей, что бедняге буквально вздохнуть было некогда. Он к тому же и не мечтал ни о какой безмятежности. Вся его жизнь была сплошной труд. Без этого своего любимого труда он чувствовал бы себя несчастным, а вынужденное безделье было для него хуже болезни. Любовь к труду была его натурой, она-то и сделала его крупным ученым и академиком. Эта любовь к труду, конечно, не могла исчезнуть только из-за того, что человеку присвоили ученую степень и выбрали его в академию.

Мы, конечно, понимаем, что подобным хорошим людям нечего делать в комедии, поскольку над ними никто не станет смеяться, а в комедии нельзя без смеха. Мы только хотели предупредить читателя, что в жизни все обстоит не так мрачно, как это может показаться, если судить о ней по комедии. Поэтому не станем впадать в уныние и не будем по комедии судить о жизни. По комедии можно судить только о комедии, а о жизни надо судить по жизни.

отрицательный тип