– Глупо, – подумала про себя Натали и усмехнулась тому, что это не стало для нее очевидным раньше, еще до отъезда из России. – Да нет у него толком никакого бизнеса, обычный посредник в сделках с контрабандой.
Натали вертела в руках связку с ключами и ясно услышала шаги позади себя.
– Натали, – послышался голос соседки. – Ты здесь?
От неожиданности Натали выронила связку с ключами, и она с грохотом упала обратно на стол.
– Солнышко, тебе не нужно приходить сюда, и жить здесь одной я тебе не позволю, – Тамара Львовна была настроена решительно. – Мало ли что.
– Что? Мне уже теперь ничего не страшно!
– Да не дело это, – соседка взглянула на фотографии, висевшие на стене. – Тебе здесь все напоминает…
– А я не хочу забывать, – почти крикнула Натали. – Не хочу!
Дом ответил Натали грозным эхом. Вроде бы вся мебель, шторы, ковры были на месте, и никогда раньше эха не было. Но теперь при каждом шорохе, скрипе или громко сказанном слове это наполняло дом, словно подчеркивая его пустоту. Натали вспомнила слово, которое любил повторять ее отец – недосказанность.
– Здесь не хватает недосказанности, – сказал он как-то, рассматривая рисунки маленькой дочери.
– Почему, папа? – отвечала Натали. – Я же так старалась, так долго рисовала и небо, и дерево!
– Я же сказал тебе, дорогая, что здесь не хватает недосказанности, – улыбался отец. – Рисунок хороший, но…
– Пап, а что такое недосказанность?
– Ну, как бы это тебе так объяснить, – Сергей задумался. – Понимаешь, когда ты смотришь на картину, тебе должно казаться, что ты являешься частью того, что уже нарисовано, и мысленно дорисовываешь еще какие-то детали.
– А какие детали можно дорисовать на моем рисунке? – удивилась Натали.
– В том-то и дело, что никакие, – улыбнулся Сергей. – Видно, что ты старалась, но одного старания здесь недостаточно. Ты должна стараться не точно нарисовать дерево, а в рисунке показать свое отношение к нему, те чувства и размышления, которые оно у тебя рождает.
– А если дерево не вызывает у меня никаких чувств? – спросила Натали. – Дерево и дерево.
– Вот когда будет вызывать, тогда ты и станешь настоящим художником…
Этот разговор происходил прямо здесь, за кухонным столом, где Натали любила раскладывать карандаши или краски и раскрывать альбом. Стол был большой, тяжелый, на него маленькая Натали могла опираться, не боясь упасть.
– Вижу, тебе грустно, – сказала Тамара Львовна. – Идем, поживешь у меня в свободной комнате. Здесь тебе явно нельзя оставаться.
Они вдвоем вышли, закрыли дверь, направились по дорожке к соседнему дому. Натали все время оборачивалась. Последние капли веры в то, что родители и брат дома или с минуты на минуту вернутся, испарялись окончательно. Больше Натали ни разу не войдет в этот дом, с которым у нее были связаны самые светлые воспоминания жизни.
Тамаре Львовне Натали рассказала все как есть. Та слушала и тихонько подкладывала Натали в тарелку еще риса и салата. Натали не ела нормальную еду более двух дней, если не считать гамбургеров, кофе и более чем скромного обеда и чашки чая в самолете. После еды ей безумно захотелось спать, и она удобно устроилась на старом диване в проходной комнате.
Натали снилось, что ее за руку держит красивый парень, и вместе они идут по той самой поляне, где она когда-то с мамой собирала цветы.
– Я рад, что смог тебе помочь, Натали.
– Спасибо тебе. А как это у тебя получилось?
– Знаешь, когда ты любишь по-настоящему, то получается все, к чему ты стремишься.
– И ты стремился мне помочь?
– Нет, стремилась ты. И помогала мне, чтобы я помог тебе, – парень засмеялся, за ним засмеялась и Натали.
– Я что-то должна тебе за помощь?
– Нет, ты уже все отдала. Хотя нет, есть одна просьба.
– Какая?
– Давай, не будем расставаться. Кроме тебя у меня никого нет, и у тебя тоже кроме меня никого. Ведь так?
– Так. Тогда ты всегда со мной, а я всегда с тобой?
– Договорились, – сказал он и поцеловал Натали. От неожиданности она вскрикнула и проснулась, не сразу сообразив, где она находится и сколько времени проспала.
В соседней комнате горел свет. Натали встала и медленно направилась туда. Тамара Львовна сидела в кресле и смотрела телевизор.
– Проснулась? – улыбнулась она. – Ты проспала почти сутки.
– Как сутки?