Ирония жизни в разных историях

— У тебя, значит, есть обеденный стол, а я понятия о нем не имею? Есть дети, которых я в глаза не видел? Очень хотелось бы познакомиться с твоими детьми. Звать-то их как?

— Бену двенадцать, — сказала я. — Он у нас заправский лыжник. Занял первое место в прошлом году во время школьных соревнований на учебном склоне. Мы просто лопались от гордости, когда в июне на церемонии награждения ему вручали почетную грамоту и книжку. Все ладони себе отбили! Мы порядком намучились, пока подыскали школу, где к нему отнеслись бы с пониманием, но Парксайдская как будто вполне ему подходит. С успеваемостью у него, скажем так, не очень, но там считают, что он постепенно выправится, тем более мы нанимаем ему репетиторов, а математика у него вообще любимый предмет, тут он пошел в отца.

— А папа, стало быть, любит математику?

— Нуда, то есть, когда учился в школе, естественно.

— Но ты сама математику терпеть не могла!

— Притяжение противоположностей, — сказала я. — Дальше идет Аманда. Ей десять, и это, доложу тебе, настоящая бой-девица, мальчишкам спуску не дает, обожает выступать, поет и пляшет, да как лихо, берет уроки у чечеточника, и он прямо-таки не нахвалится ее чувством ритма, а еще, подозреваю, скоро она полностью заберет в свои руки выпуск школьной малотиражки — у нее в самом деле прекрасное перо, не удивлюсь, если со временем из нее выйдет первоклассная журналистка.

— Минуточку, это только двое, — сказал ты. — А где еще один?

— Третий — самый младший, — сказала я. — Джонатан. Ему семь лет.

— Мамин любимчик, — сказал ты. — Сразу видно по тому, как ты о нем говоришь.

— Ну слушай, он же младшенький.

— Но как ты умудрилась скрывать их от меня так долго?

— Сочла, что лучше скромно промолчать, — сказала я.

— Нельзя скромно промолчать, когда речь идет о беременности, — сказал ты. — Как тебе удалось спрятать от посторонних глаз три беременности?

— Я очень мало ела. Очень строго следила за собой. Скажу больше, я даже несколько теряла в весе за время беременности. И потом, помнишь те конференции, на которые мне приходится изредка ездить по работе?

— То есть когда ты уезжаешь на долгий уик-энд…

— Не забыл ту поездку на Гавайи десять лет назад?

— Тот раз затянулся на две недели, а по приезде ты все никак не могла оклематься из-за перепада во времени.

— Тяжелые роды, — сказала я. — Аманда. Ребенок шел ножками. Мне хотели сделать кесарево, но я не далась.

— Шрама побоялась на своем симпатичном животике.

— Естественно, — сказала я. — Как станешь объяснять тебе, откуда взялся этот шрам?

— А как тогда объяснишь футболку с надписью «Гонолулу», привезенную мне в подарок?

— Это потребовало известных организационных усилий, — сказала я. — Впрочем, по организационной части я большой спец.

— И давно ты ведешь эту двойную жизнь? — сказал ты.

— Да с того самого дня, как мы познакомились.

— Серьезно, все это время? — сказал ты. — Столько лет подряд?

— Я с моим мужем, Эриком, встретилась в тот же день, что и с тобой.

— Так это его зовут Эрик?

— Да, его, — сказала я. — Ну и что? Чего ты смеешься? Не над именем «Эрик», будем надеяться?

— Дурацкое имя, ей-богу. Даже для вымышленного персонажа.

— Эрик — не вымышленный персонаж! Он мой муж. И если б ты знал его лично, как знаю я, то не спешил бы заявлять, что Эрик — дурацкое имя!

— А вот в этом Эрику не слабо потягаться со мной? — сказал ты из-под одеяла и прошелся вдоль моего живота дорожкой поцелуев, подсунув руки мне под бедра, а после выпростал их, придавив меня сверху.

— Как можно сравнивать вас по поведению в постели? — сказала я, когда мы вынырнули снова на поверхность и отдышались. — Какое здесь может быть сравнение? Эрик — мой муж. Ты — мой любовник. У каждого свои потребности и своя роль.

— Ты меня разочаровала, — сказал ты, садясь. — До чего ж ты малорадикальна!

— Нету такого слова — «малорадикальна».

— Послушай, я что хочу сказать. Вот представился тебе случай придумать для себя другую жизнь — а ты?

— То есть что значит «придумать»? Я ничего не придумываю.

— Ты могла бы стать кем угодно, буквально всем на свете! Хоть этой, как ее… суперменшей! Работать на военную разведку, выполнять спецзадания правительства…

— Как! Подозревать, что я лгу?

— Могла бы сделаться воровкой-форточницей, сбежать из дому следом за бродячим цирком, учить слонов балансировать на шаре или же, я не знаю, втереться в круг богачей и знаменитостей, помочь Ким Бейсингер разобраться с ее проблемами! Вызволить из-за решетки того мужика с телевидения и сдать его в нарколечебницу…

— Какого мужика? — сказала я.

— Не знаю, как его фамилия — который угодил в тюрьму, он еще вел программу с той тощей девицей…

— Какой девицей?

— Ну, ту программу, от которой меня воротит, — сказал ты. — Не важно. Суть в другом. Ты могла бы стать миротворицей, видным деятелем по линии ООН! Или врачом, разрабатывать вакцину против коровьего бешенства, покуда оно нас всех не выкосило к чертовой матери! Но нет. Супруг, изволите ли видеть! Трое деток. Плюс свекровь, в довершение картины.

— Это точно, — сказала я. — С Элейн — форменное наказание.

— Кто такая Элейн?