Ирония жизни в разных историях

Женщины помогали друг другу перейти железнодорожные пути, пролезть под ограждением и спуститься вниз к берегу реки. Они уселись на ледяную траву на высоком берегу. Средняя вытащила зажигалку и прикурила сигарету. Они зажгли свечу, которую украла молодая. Постепенно подмораживало, хотя ветер почти утих.

— Какая тихая ночь, — проговорила молодая.

— Да уж, тихая, — буркнула старшая, взглянув на небо. — Завтра мороз усилится, — добавила она.

— Посмотрите сюда, — торопливо сказала средняя. — Так и есть. Клянусь. Там была эта женщина.

— Какая женщина? — спросила старшая. — Мы ее знаем?

— Нет, так познакомимся, — откликнулась средняя.

— Как ее зовут? — поинтересовалась старшая. — Где она работает?

— Поди знай, — ответила средняя. — Мне кто-то рассказывал о ней. О том, что она сделала. У нее умер муж, и она каждую ночь приходила к нему на могилу и сидела там до утра, и это длилось целый год. Клянусь Богом, это правда.

— Как та собака в Эдинбурге, — сказала старшая.

Молодая женщина позволила себе лечь на спину.

Возле уха раздался неприятный треск промерзшей травы.

— Неужели каждую ночь? — удивилась она. — И целый год? Триста шестьдесят пять ночей. Шестьдесят шесть, если это был високосный год. Сидела там. Зачем? — недоумевала она. — Думала, что он подойдет к ней и скажет «привет»?

— Не знаю, — пожала плечами средняя. — Откуда мне знать?

— А как ей удавалось каждую ночь пробираться мимо сторожа? — не унималась молодая женщина. — Разве кладбище на ночь не закрывается? Неужели она не пропустила ни одной ночи? Интересно, брала ли она с собой что-нибудь поесть? Или ужинала дома перед уходом?

— Говорю же тебе, не знаю, — сердито сказала средняя, — Даже не представляю, что она брала на свой проклятый ужин.

— Копченую селедку, — предположила старшая.

— А что дальше было, когда этот год закончился? — спросила молодая.

— Иногда чувствуешь себя уже покойницей, — произнесла старшая. — Я их не так уж часто вспоминаю, но сегодня вечером у меня были именно такие ощущения.

— Ради Бога, — взмолилась средняя. — Это все сказки.

Они сидели, притихнув. Речной холод ревел в ушах.

— Слушайте, а ведь что-то в этом есть, — опять заговорила старшая. — Моя мать мне тоже об этом рассказывала. Она, правда, уже умерла. Но вы же знаете, что происходит в сочельник? И в ночь на Рождество?

— Еще бы! — охнула средняя. У нее погасла сигарета. Она поднесла кончик сигареты к свече, затем взяла ее в рот и затянулась. Но раскурить не удалось.

— Послушайте, — приглушенно сказала старшая. — В ночь перед Рождеством всегда случается что-то необычное. Можете смеяться надо мной, если хотите. Но я вам говорю. В детстве моя мать жила в деревне. В те времена по деревенским обычаям считалось, что если на сочельник в полночь встать на перекрестке, тогда можно услышать голоса.

— Какие голоса? — шепотом спросила молодая.

— Которые вещают обо всех событиях, — пояснила старшая, качая головой.

— Каких еще событиях? — спросила средняя.

— О тех, которые могут случиться, — ответила старшая.

— Твоя мать и вправду слышала эти голоса? — усомнилась средняя.

— Да нет же, все не так, — сказала старшая. — Вот, например, если вода в колодце превращается в вино и ты увидела, что это случилось, тогда надо быстро отвернуться в сторону, нельзя туда смотреть, иначе умрешь в течение года.

— И все вино пропадет даром, — заметила средняя.

— Умрешь в течение года, надо же, — сказала молодая. — Но это всего лишь одна неделя. Совсем недолго. Или, может, имеется в виду новый год? В следующем, наступающем году?

— В течение года, так она всегда говорила, — пояснила старшая, закрыв глаза.

— Семь дней, — вздохнула молодая. Средняя тряхнула головой.

Самую старшую трясло от холода, пробирающего даже через пальто.

— А иногда, — сказала она, — вода могла превратиться в кровь, а не в вино. Но все то же самое. Если видишь, что такое случилось, вода превратилась в вино или кровь в колодце или в источнике, значит, умрешь в течение года.

— А если в реке? — спросила молодая. — Может вода измениться в реке?

Они одновременно посмотрели вниз на реку, высоко и быстро несущую свои воды.

— А тот священник в церкви? — вспомнила старшая. — Говорю же вам. Все это правда. Старуха Маккиннон точно работает на него, работала еще в те времена, когда я была девчонкой, и держу пари на шестьсот фунтов, на все шестьсот, что он сегодня вечером греется у нее в постели.

Она повернулась, показала рукой на оранжевый свет, горящий в верхнем окне дома, пристроенного к церкви.

— Надеюсь, ему это пойдет на пользу, — задумчиво произнесла средняя. Теперь и она вся дрожала. — Проклятье, какая холодная ночь, — добавила она.

— Рождество же, в конце концов, — сказала старшая, засовывая руки поглубже в манжеты пальто.

— В один год у меня появилось платье в обтяжку, — похвасталась молодая.

— Что именно было обтянуто? — спросила старшая. Средняя рассмеялась.

— Ну, просто в обтяжку, — попыталась объяснить молодая. — Ну, вы же знаете. В таких платьях сходили обычно вниз по лестнице.

Средняя давилась от смеха. Старшую это привело в замешательство.