Иррегулярный интеллект

Полозья, заскрежетав, скользнули по стеклянистому бериллоглассу. Едва лет-атом остановился, Куакен вышел из машины, запер дверцу и на мгновение замер в растерянности. Он прибыл один, без сопровождения, и не было никого, кто присмотрел бы за седаном новейшей модели. Мир, несомненно, менялся, причём не в лучшую сторону. Ещё чуть-чуть – и офицерам придётся окончательно забыть о денщиках и наёмной прислуге, с тоской подумал Куакен. Если только не случится худшее…

Его прошиб холодный пот. Что может случиться с миром, в котором нет офицеров?

Бросив последний, как ему казалось, взгляд на «Накадзима-Фуккацу», генерал 3-го класса уже несуществующей Государственной Специальной Службы Гейомии направился в офис компании «Коммутируемая связь».

Все жители Туфы – да и Куакен и даже Президент Рихтер – знали уже: здесь располагается Комитет Свободы, или Штаб Революции.

Трупы, ещё недавно лежавшие на каждом шагу, куда-то исчезли; Куакен знал наверняка – некоторые системы наблюдения всё ещё работали, – что их попросту свалили вниз с высоты тридцати этажей. Площадь, огромный полупрозрачный лист прочного, как сталь, серо-зелёного бериллогласса с розовыми прожилками, поддерживался в воздухе четырьмя близнецами-небоскрёбами. Сходство его с ультрамодным металлостеклянным столиком являлось несомненным. «Столик» этот сейчас был залит кровью и во многих местах почернел от огня. Едва ли революционеры восстановят Банковскую, подумал Куакен, им свойственно только разрушать.

Пожар – вот уж воистину тема для размышлений! Пламя, опустошившее Ишкедон и испепелившее уже несколько кварталов в деловой части города, было подобно вырвавшемуся на волю демону; оно постепенно приближалось, стремясь слиться с местными очагами. Огонь, извечный спутник уличных сражений и грабежей, окрасил жёлто-оранжевым и биржу – его танцующие языки, словно дразня людей, показывались то из одного окна, то из другого.

Улетая, Рихтер вывел из строя электростанции Туфы, и, несмотря на вялые протесты, не нашлось никого, кто бы остановил его. Осуществив это явно злонамеренное решение, имевшее целью насолить новой власти, Президент немедленно отбыл на личном «челноке». Коммунальные службы остались без электроснабжения в момент, когда начал разгораться едва ли не самый большой пожар в истории планеты, если не Галактики.

Куакен, мрачно улыбаясь, покачал головой. КомиСвободе ещё многое предстоит узнать, и ни одна из этих новостей не станет приятной. Кое-какие он принёс с собой, образно говоря – в карманах мундира генерала 3-го класса.

Новое звание он получил накануне, минуя очередное звание полковника – сладкая пастилка, которую Рихтер приложил к горькой пилюле – приказу остаться на поверхности и прикрывать отход правительства.

Жена, насмерть перепуганная, ругала его последними словами и умоляла не ехать на встречу с революционерами, раз уж ему не хватило ума улететь на орбиту. Куакен оставил ей ключи от собственного автомобиля и, срезав знаки различия с новенького мундира, полетел на Банковскую в служебном. Почему-то он был уверен, что видит супругу в последний раз.

Пролетая над дымящимися кварталами, в которых, подобно вшам, кишели мародёры, Куакен только стискивал зубы крепче. Если он хочет жить, ему следует не обращать внимания даже на столь вопиющие нарушения закона, которому он служил всю свою жизнь. Сохранялась опасность, что его собьют – участь, уже постигшая большинство полицейских лет-атомов, – но идти пешком он бы ни за что не отважился, даже будучи в штатском.

Перевёрнутые вагоны монорельсовой «надземки» валялись на всех крупных перекрёстках – искорёженные, подчас пылающие, – картина, великолепно иллюстрирующая состояние не только общественного транспорта, но и общества в целом.

И вот он здесь, на пороге Штаба Революции. Генерал 3-го класса одёрнул китель, слишком тесный для его грузного тела – закройщики использовали мерки десятилетней давности, – и сделал этот шаг. Маленький шаг для одного человека – но огромный шаг для всей Специальной Службы.

Каблуки его щёлкнули о бериллогласс. Вчерашние студенты, одетые в нечто, отдалённо напоминающее военную форму, обыскали Куакена. Он печально улыбнулся – оружия при нём не было; свой табельный моледиссемблер он оставил в служебном сейфе, а личный брать не захотел. Что-то в нём противилось этому – вынимать оружие, позволять кому-то прикасаться к святой для каждого военного вещи.

Его обшарили при помощи импортных детекторов.

– Что это? – спросил какой-то черноволосый сопляк со значком в виде львиной морды на груди.

– Зажигалка, – ответил Куакен бесцветным голосом.

– А это – портсигар, и в нём – дорогие сигареты? – Понимающе улыбаясь, юноша обернулся к своим приятелям. Те тоже многозначительно улыбнулись.

– Платиновый портсигар, – поправил его Куакен. С дорогой вещью, подарком к 20-летнему юбилею службы, придётся попрощаться. Она возляжет на алтарь Льва Троцкого.