Иржик Рыболов или Рыцарь Серебряной пряжки

Тем временем, под руками самого пана Петра поднялась, закружилась высокая широкогорлая крынка. Полюбовавшись на неё с минутку, гончар прихлопнул глину ладонью, скатал в колобок, и, снова крутанув ногой щербатый круг, стал вытягивать стенки новой посудины.

– Что рот раскрыл, галчонок?

– Зачем Вы её так?.. Она была такая красивая!

– А будет ещё краше. – Глина как тесто, любит, чтобы её семь раз осадили да восемь вымесили.

– Но зачем?

– Затем, чтоб посуда вышла звонкая да крепкая.

Вы, пани, не бойтесь, оставьте своего паренька здесь на часок-другой, никто его не обидит.

Ну, а ежели выйдет из смотрин толк, пусть тогда пан Якуб приходит, пива бутылочку приносит, мы с ним по стаканчику светленького разопьём да по душам потолкуем. Зря только мальчонка сюда как в ратушу вырядился, вы ему рваньё какое поищите – у нас, у горшечников, куда ни кинь, всюду глина, ну как с глиной возиться, да рук не замарать?

Едва мать скрылась за дверью, Иржик подошёл поближе к гончарам.

– Ну что, интересно?

– Ничего. Смотрится.

– Да, рыбу ловить куда интереснее, – поддел, не удержавшись, весёлый подмастерье.

– Угомонись, Зденек, всё бы тебе языком молоть.

Вот что, приятель, месить глину тебе пока несподручно, вернее несподножно, за печью следить тоже рановато, что ж, садись рядом, смотри да примечай, как грязь из-под ног посудой становится.

– А чего смотреть, верти себе круг да посвистывай.

– Ну, коли ты и так всё знаешь… – мастер сбил глину в плоский ком и встал с табурета, – садись, дружок, покажи, как ты без науки всё умеешь.

– Тоже мне, наука! – упрямец разулся, взгромоздился на табурет и лихо крутанул гончарный круг. Круг заскрипел, завертелся и бурый ком шмякнулся парню на многострадальные штаны. Да, мать его точно сегодня не похвалит. Иржик отскрёб влажный блин и снова плюхнул на середину круга. Теперь он толкал колесо медленно и осторожно, левой рукой пытаясь придержать глину, чтоб не соскочила, а правой поднимать края. Увы, глина никак не хотела подниматься, снова сползала вниз, кривилась, кринилась. Наконец, с десятого раза, вышло нечто напоминающее кособокую миску.

Когда он оторвал глаза от работы, оказалось, вокруг столпилась вся мастерская – и пан Петр, и насмешник Зденек, и четверо чумазых мальчишек – все ждали, что дальше будет.

– Вот! – Иржик кивнул на корявый плод своих трудов.

– Для первого раза вполне сносно. Ну, хорошо, а дальше что ты собираешься с этой красотой делать? Тише, не подсказывайте, он ведь без всякой науки всё знает.

– А что делать? – Иржик чувствовал в этих словах какой-то подвох, но отступать не собирался. – В печь совать.

– В печь? Где пироги пекут?

– А вот в эту – наш герой кивнул на большое сооружение в центре комнаты.

– Ага, значит, открываем мы заслонку и суём миску внутрь?

– Ну, для начала, конечно, печь растопить надо, прокалить как следует..

– Замечательно! Ну вот мы растопили, прокалили… Что дальше?

– А что? – горшок на лопату и туда поглубже.

– На лопату, говоришь?.. Я бы, пожалуй, не поленился ради такого зрелища, растопил печку, да больно дров жалко, ну и рук своих тоже, ведь только печь раскалишь, как выстужать придётся да осколки прибирать, а то и трубу печную перекладывать – это уж смотря как бабахнет.

– Как это – «бабахнет»? Вы что, в глину порох подсыпаете?

– Порох? Да сырой горшок от печного жара не хуже твоего пороха рванёт! Вот будет салют в честь того, кто и без наук всё знает! Нет, Иржик, мы горшок твой, в печь ставить не рискнём, потому что прежде надо его хорошенечко высушить.

Никто над Иржиком не смеялся, хотя глаза у всех ехидно поблескивали. – Да не переживай ты, с кем поначалу промахов не бывает, мастером никто не рождается.

– А можно, я хоть глину месить помогу, всё равно штаны грязные.

– Грязные? Это ты, дружок, грязных не видел… Ладно, меси, глины на всех хватит. Марек, дай мальцу мои старые штаны, а то мне пани Катаржина голову оторвёт. Да помоги их подтянуть, а то как бы конфуз не вышел.

Несмотря на все предосторожности, домой Иржик вернулся, грязный, как чушка. Мать только руками всплеснула.

– Ма, я сам постираю.

– Ладно, горе ты моё, «сам!». Ты сам хоть отмойся. Ну что, берёт тебя пан Петр?

Иржик задумался, вроде, работа, весёлая, и народ там дружный, а под конец он даже настоящую миску слепил, и доброго слова от мастера дождался.

– Нет, ма, хорошее дело гончарное и пан Петр – мужик что надо, только не хочу я в горшечники, не по мне это.

Мать вздохнула тяжело. – Ты что, и впрямь решил сто двадцать ремёсел перебрать? Кто же тебя теперь в ученики возьмёт?

Ладно, попробую пана Флориана уговорить, он по нашему плохо понимает, может и не наслышан ещё о твоих подвигах?

К пану Флориану, самому известному в городе садовнику, собрались только через день, когда штаны высохли.

Сад пана Флориана не сказать, что был больно велик, но на каждом клочке земли, будь он хоть с детскую ладошку, что-то росло, цвело и плодоносило. Деловито жужжали пчёлы, птицы щебетали в густых ветвях. Несколько ребятишек что-то подвязывали, поливали или собирали в корзины..