Из сути творчества Маркса ясно, что смысл отнюдь не в том, что, мол, «познали и успокоились». Нет, познали — и преодолели необходимость. Победили ее. В каком-то смысле — изгнали… В каком смысле? Тут опять надо размышлять об амбициях. Хочу обратить внимание читателя на нетривиальное утверждение, к которому мы еще не раз будем обращаться, «Философы лишь различными способами объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы его изменить». Стоит соотнести эту нетривиальность с утверждением о «познанной необходимости», которая вдруг оказывается свободой. А также с односмысленным к этому «из царства необходимости в царство свободы»…
Нет, не признает Человек никакого рока, в том числе и рока необходимости (то бишь этих самых «объективных законов»). Да, он будет эти законы познавать. Но лишь для того, чтобы преодолевать.
Я уже говорил о всепреодолеваемости. О том, что без нее «абсолютного развития», развития как «одной и пламенной страсти» нет и не может быть. Теперь же я возвращаюсь к той же теме в связи с поведением интеллектуальной околовластной элиты. Ей предложено обсуждать амбиции. Она как бы их обсуждает, но… Но как? По сути — саморазоблачаясь в том, что касается их, амбиций, фактического отсутствия. Как минимум, эта «амбициозная элита» отказывается понять, что всепреодолеваемость и есть амбиция амбиций. Или — метафизическая амбиция, что то же самое. А без амбиции амбиций — чего стоят амбиции как таковые? Чего они стоят вообще и уж тем более в связи с вопросом о развитии? И где осуществляется это саморазоблачение в том, что касается безамбициозности или амбициозной минималистичности? В России! В стране, где только максимализм способен преодолеть глубокий скептицизм, издревле поселившийся в русской душе и касающийся всего, что связано с жизнью как таковой.
Как это преодолевается вообще и уж тем более в переломные моменты истории, когда Россия зависает над бездной? Кто хранитель памяти о подобном преодолении, об опыте преодоления, при — меняемых для этого средствах? Конечно, культура наша. А кто еще?
Блок пишет в своем «Возмездии»:
Ну, разве тут не сказано все о стратегии, средствах, типе амбициозности? Любовь названа безумной, то есть предельной. Показана ее амбивалентность (неотменимая и потому пугающая многих черта всех предельных состояний души). Заявлено о разрушении всех рубежей, о неслыханности перемен. Именно эта тоска по предельному и запредельному (без которого и жить-то зачем?) была угадана ревнителями Красного проекта и превращена в политическую стратегию теми, кто готовил и осуществлял революцию 1917 года.
Все в этом начинании дышит всепреодолеваемостью и «максимум максиморум». Амбицией амбиций то бишь. И только в этом дыхании, а не в каких-то буквальностях той эпохи — ее непреходящее значение для человечества, ее распахнутость в будущее, ее не понимаемая человечеством спасительность. Есть особая загадка в том, что нигде это губительное непонимание не достигает такого градуса, как в нынешней элитной России. И, может быть, потому ей так непонятно и чуждо все, что связано с максимумом максиморумом этих самых амбиций. Все, что прокричала в XX веке русская душа устами самых разных художников и философов — от Александра Блока, Леонида Андреева и Андрея Платонова до Эдуарда Циолковского, Александра Богданова, Владимира Вернадского и Эвальда Ильенкова:
Человек фундаментально амбициозен… А мир?