Исав и Иаков: Судьба развития в России и мире. Том 1

Дом классического бюргера и дом гедониста, даже если они тождественны как материальные объекты вплоть до каждой кафельной плитки и каждой сервизной чашечки (а так, конечно же, быть не может), служат совершенно разным целям. Задача дома гедониста — дать гедонисту сорвать максимум цветов удовольствия, набрать максимум очков в игре под названием «жизнь». Задача дома бюргера — создать пространство для мирского служения, превратить быт в утвердительный и спасительный ритуал, не дать океану хаоса просочиться в батискаф личного (семейного) материального космоса и этим, придав материальному ритуальный смысл, сотворить магию вытеснения хаоса из сопряженного с материальным космосом космоса смыслов. Беря ложку, моя пол, застилая постель, классический бюргер творит обряд: «Прочь, хаос, и из жизни, и из души. Изыди, сатана!»

Домочадцы, как следователи, ведут неустанный розыск: «Куда еще вторгся этот ужасный хаос? Откуда еще можно его изгнать?». Нормальную жизнь классического бюргера кто-то может назвать непрерывным невротически-вытеснительным ритуалом. Так закладывались основы той жизни, которая потом покажется такой умилительной и удобной: «Нормально живут люди! Эх-ма! Нам бы так!»

Когда кто-то хочет повторить результат, не вникая в то, чем он порожден, какой ценой оплачен и что собой знаменует… Зачастую некий результат, который стороннему наблюдателю кажется самозначимым (у них красивая жизнь — почему? потому, что они так обустраиваются), на самом деле является, так сказать, отходами другого (чаще всего духовного) производства. Чистота тела или аккуратность могут иметь гигиенический смысл, а могут быть следствием исполнения очистительного культа.

Разумеется, столетия, прошедшие с момента утверждения бюргера как героя новой эпохи, многое смягчили… Последующие поколения всегда пользуются тем, что сделано предшественниками. Поддерживать огонь культурной и духовной традиции гораздо легче, чем его зажигать. Устанавливать нормы невероятно трудно. Но когда они установлены и закреплены, то воспроизводятся во многом автоматически. Скопировать текущую фазу процесса — не значит воспроизвести процесс. Сказать: «Хотим, чтобы было нормально — как у них», — конечно, можно. Можно столетиями переживать, причем порой горячо и искренне: «Ну, почему у нас не может быть, как у них?» Но для того, чтобы сделать «как у них» и превратить, например, Рязанскую область в один из районов желанной Швейцарии, нужно не только скопировать материальную среду (что само по себе возможно лишь в рамках условного умственного эксперимента), но и сделать нечто качественно большее. И никакая передышка, которая, конечно, очень нужна, не обеспечит этого.

И, наверное, обсуждать стоит не то, будет ли Рязанская область Швейцарией, а то, к каким последствиям приводило желание сделать Рязанскую область Швейцарией. Последствия, повторяю в который раз, бывали, в основном, двух типов.

Либо — возникал Санкт-Петербург.

Либо — страна разваливалась.

Петербург создала неистовая вспышка этого невыполнимого желания, вкупе с беспощадной, гениальной и уж никак не «нормальной» (в бюргерском или ином сходном смысле) личностью Петра Великого.

Развал… К нему привел страну Горбачев. Человек не беспощадный и нормальный, в отличие от палача стрельцов.

Есть политическая субкультура, утверждающая, что Россия благоденствует при безумцах и садистах. И загибается, коль скоро власть попадает в руки нормальных людей. Но это очевидным образом не так. Власть в России много раз оказывалась в руках нормальных людей, и ничего страшного со страной не происходило. Ни при Черненко с Россией ничего плохого (очевидно и сиюминутно катастрофического) не происходило, ни при Брежневе. Что же касается модернизационного импульса, то он не разваливает Россию, только когда он бьет в нее током страшного, безумного напряжения. Напряжения мечты, фантазии, исступленной воли к преодолению чего-то. Эта мечта, фантазия и воля к преодолению вызывает соразмерный отклик. Столкновение сверхмощных токов воли и отклика порождают вихрь. Этот вихрь подхватывает Россию и уносит ее куда-то. Совсем не туда, куда хотелось бы ей или тому, кто ударяет в нее молнией своей воли, фантазии и страсти. Молнии казалось, что она заряжена тоской по Амстердаму. А России? Максимилиан Волошин написал по этому поводу очень яркие строки: