Исав и Иаков: Судьба развития в России и мире. Том 1

Далее был полностью отброшен сценарно-вариантный подход. В конце полного текста Концепции прямо написано, что «Концепция базируется на инновационном сценарии, который наряду с использованием конкретных преимуществ как в традиционных секторах (энергетика, транспорт и аграрный сектор), так и в новых наукоемких секторах и экономике знаний предполагает прорыв в повышении эффективности человеческого капитала, развитии высоко- и среднетехнологичных производств и превращении инновационных факторов в основной источник экономического роста».

При этом роль государства в создании инновационной экономики, согласно окончательному вердикту концепции, должна быть ничтожна: «Государство сосредоточится на создании потенциала для будущего развития путем придания инновационного характера системе образования, модернизации сектора научных исследований, компенсации «провалов рынка», осуществления целевой поддержки отдельных направлений технологического развития, выделяемых в качестве приоритетных, а также создания системы стимулов для наращивания инновационной активности».

Рузвельт, создававший проект «Управление долиной Теннесси», понимал участие государства в технологическом прорыве иначе. И не он один. Создатели Концепции достаточно профессиональны для того, чтобы проанализировать мировой опыт и понять степень несоответствия этому опыту заявленной в Концепции минимизации роли государства. А это значит, что работа шла под идею, причем идею сугубо либеральную. При том, что никто, нигде и никогда не обеспечивал прорыв (то есть форсированное развитие) с опорой на либеральные принципы.

Созданный в Концепции либеральный перекос не случаен. Для того, чтобы убедиться в этом, достаточно ознакомиться с предлагаемыми механизмами «инновационности», основанными на коммерческом привлечении зарубежного опыта и технологий. О каком опережающем развитии можно после этого говорить? И цели, и принципы их реализации, и конкретные механизмы говорят о том, что речь идет о вялом, догоняющем развитии. В лучшем случае, об этом!

Ядром всех разделов Концепции является экономическая либерализация и максимальная коммерциализация всех сфер жизни России, включая не только все «производящие» сектора экономики, но и науку, образование, культуру. Постоянно звучит — в разных вариациях — тезис о необходимости уменьшения государственного вмешательства в деятельность экономических агентов. Везде, где речь идет об инвестировании, написано, что основную роль должен играть частный капитал, в том числе и на условиях концессий. При всем моем желании поддержать ЛЮБУЮ идею развития России, я не имею права отказаться от констатации того, что разговор о концессиях реанимирует все, что связано с экономической десуверенизацией России. Что сам механизм концессий фактически забыт во всем мире. А если и вспоминается, то как отвратительный реликт эпохи империализма.

А когда понимаешь, что Концепция предусматривает сохранение плоской налоговой шкалы (равного налога для бедных и богатых, чего нет ни в одной стране мира), а также сокращение государственного бюджета, то возникает дежа вю из эпохи Гайдара, а также смутное (сразу же отвергаемое) подозрение: не Гайдар ли писал этот текст? Не его ли Институт проблем переходного периода?

Ощущение дежа вю усиливается при прочтении всего того, что посвящено в Концепции отношениям России с развитыми странами мира. Авторы Концепции — яростные и даже немного старомодные приверженцы предельной открытости России странам Запада. В Концепции подчеркивается, что Россия обязательно вступит в ВТО, а затем и в ОЭСР (Организацию экономического сотрудничества и развития, объединяющую развитые страны мира). Ставится в качестве чуть ли не главной цели внешнеэкономической политики создание в России «одного из мировых финансовых центров, способного гораздо эффективнее привлекать капитал, чем национальная кредитно-финансовая система».