Исав и Иаков: Судьба развития в России и мире. Том 2

Родина — это тончайшая и сложнейшая идеально-материальная сущность. Нельзя объяснить до конца, как у людей возникает ощущение Родины. Но все мы знаем, как оно пропадает. И как люди перестают защищать безлюбое, еще вчера бывшее предметом бесконечной любви.

Повторяю, Родина — это сложнейшая, тончайшая сущность.

Ведь вы же можете представить себе, что страна осталась, а Родины нет, не так ли? Или наоборот — что страны нет. А Родина есть. Израиля как страны не было в течение двух тысяч лет. А Израиль как Родина оставался. И потому, что был Небесный Израиль. И потому, что отпечатки на метафизическом песке сохраняли для народа исключительное значение. Примерьте эту коллизию на себя. Нет земного СССР. А Небесный (эгрегориальный) СССР есть. И отпечатки на песке есть. И потому можно и выйти из «бобка», и вернуться в историю. А значит, спастись. Родина — это не место процветания. Это место спасения.

Самое страшное — это потерять Небесную Родину. Потому что тогда не будет и земной. Причем никогда. Ибо любое восстановление земной Родины возможно лишь через связь субъекта, который осуществляет это восстановление, с Небесной Родиной. Связь такая — это историческая (огненная) мистерия.

Нет Родины без исторической мистерии. Поскольку Родина — это союз живых и мертвых. И только этот союз — поймите же, только он — имеет право называться собором. Путать трансцендентную соборность с имманентной коллективностью очень наивно. Метафизика это или политика? Это, конечно, метафизика. Но это и политика тоже, да еще какая.

Если правящий класс захочет продать Россию, то этому должно воспротивиться население. А если население, проникнувшись духом Исава и продав первородство за чечевичную похлебку, захочет продать Россию и даже проведет референдум на тему «150 триллионов долларов за Россию»? А что? Каждый россиянин получит миллион долларов. Разве мало? 150 миллионов населения, согласившихся на эту продажу, не могут ее осуществить, потому что есть еще миллиарды мертвых, умерших за Россию. И есть Небесная Россия как совокупная Память об Историческом, то есть Родине. Единство метафизической России, находящейся в эгрегоре, и актуальной России, которая должна вернуться в историю, — это Родина.

Господин Пионтковский противопоставляет Родину «кузькиной матери». Это некорректное противопоставление. Тут важно — Родина для «кузькиной матери» или «кузькина мать» для Родины. Если Родина для «кузькиной матери», то это уже не Родина. А если наоборот? И стоит ли вообще так смаковать композиции, в которых имманентное недопустимым образом переплетается с трансцендентным? Это ведь не только политически, но и научно неверно. А также морально, экзистенциально и так далее.

Господину Пионтковскому стоило бы прочитать «А зори здесь тихие» Васильева. Находящийся на грани безумия старшина, видящий, как погибают девушки, спрашивает — ради чего? Ради Беломоро-Балтийского канала имени Сталина (сравни «кузькину мать» или «Абрамовича» у Пионтковского)? И одна из девушек отвечает, что Родина — это не канал. Что защищали ее, а не канал. Канал — имманентное, Родина — трансцендентное. Девушки это понимали. А Пионтковский не понимает. И многие, многие другие — тоже.

Повторю, у нас в застойную эпоху любили петь «С чего начинается Родина». Перечислялись имманентности (картинка в букваре и так далее). А дальше оптимистически заявлялось: «С того, что в любых испытаниях у нас никому не отнять». Отняли! Под вопли о покаянии стирали отпечатки на метафизическом песке. Воюя с историей, ломали связь с эгрегором, со смыслом как таковым. Но главное — смысл остыл. И его удалось отделить от страны. Теперь нужен преемственный нагретый исторический смысл. Лишь он восстановит все: тонкую структуру, отпечатки, эгрегориальный канал — Родину.

Глава XI. «0,5 + 150» — запись в полевом дневнике, 5 ноября 2008 года

«Имя Россия»… Шоу на краю пропасти… Продюсер проекта А.Любимов заявляет: «Великолепен День России. Пора уже прекращать язвительные споры по его поводу…Потеряв территории (имеется в виду распад СССР), мы просто сбросили балласт». Вот ведь какие мы, оказывается, умные! Сбросили балласт! А когда снова сбросим? Северный Кавказ, например? И когда, наконец, балластом станет государственность как таковая, а также все, что с ней связано? И что сделать, чтобы «просто-сбрасыватели» не сбросили нас в итоге в помойную яму, в безгосударственное ликвидационное гетто?

Для того, чтобы этого не произошло, надо суметь ответить на два вызова.