Исав и Иаков: Судьба развития в России и мире. Том 2

Французы, которые тоже трезвы и критичны, не будут эти свои свойства мобилизовывать по отношению к Жанне д'Арк. Причем в точности по той же причине. И это многократно обсуждалось в ходе внутрифранцузских историософских полемик.

На своем опыте мы знаем, что трезвость и критичность рекомендовано применять по отношению к определенным субъектам, прецедентам, тенденциям. По отношению же к другим рекомендовано этого не применять. Или применять прямо противоположное. Рассмотрение данной избирательности (кого надо трезво критиковать, а кого не надо) доказывает, что рекомендующие избавляют нас от исторического как такового. А также от всего, что с этим историческим связано. То есть от ценностей, НЕСОВМЕСТИМЫХ С ПОТЕРЕЙ СУВЕРЕНИТЕТА.

Ведь ценности, несовместимые с потерей суверенитета, и вдохновляемые этими ценностями герои (Тиль Уленшпигель, Жанна д'Арк и так далее) формируются только на основе трепета перед историей, а не трезвого и критичного взгляда на нее. Этим определяется «этос» — благоговение перед историософски обусловленными святынями родной земли. Все ценности, несовместимые с потерей суверенитета, обусловлены этосом. И вне его не существуют. А трезвый, критический взгляд…

Как-то так у нас повелось в последние десятилетия, что где трезвость и критический взгляд — там перестройка. То есть разрушение этоса. Сказали «трезвость и критический взгляд» — и понеслось: покаяние, переименование улиц, фильм «Адмиралъ» etc.

Иноземцы ухмыляются: «Не понимаете, что такое этос, трезвейте и «окритичнивайтесь» и дальше. Но — под властью Цезаря. А почему бы нет? Он даже поможет вам развить вашу трезвость и вашу критичность. Конечно же, не по отношению к Цезарю».

Элемент № 4 — ВЕРА В РОССИЮ.

Опять «И-И». И трезвость с критичностью, И вера.

Вера в Россию рекомендована была Тютчевым. Так он сначала трезвость с критичностью проблематизировал («умом Россию не понять»), а потом сказал о вере («в Россию можно только верить»).

Для меня бесспорно то, что нужно верить в Россию. Но верить в Россию можно только историософски. «Мы попробуем любовью», — писал Тютчев, противопоставляя Бисмарку (с его «железом и кровью») НАШ историософский принцип симфонии, положенный в основу НАШЕЙ государственности. Нельзя верить в Россию и производить деисториософизацию. Нельзя верить в Россию и рекомендовать только критичность и трезвость (рацио).

НЕЛЬЗЯ сочетать в одном высказывании элементы, заряженные прямо противоположной смысловой энергией.

Да, постмодернизм пренебрегает таким НЕЛЬЗЯ. Но за счет чего? За счет выхолащивания смысловой энергии вообще и соединения «освобожденных» от нее элементов по принципу так называемых склеек.

Склейте из кусков всего, что окажется под рукой, бутафорский меч… Пока вам надо этим мечом размахивать на представлении — что склеенный меч, что выкованный. А когда надо воевать? А ведь скоро будет так надо, что дальше некуда. И что тогда произойдет с постмодернистским мечом, склеенным из несочетаемых друг с другом осколков?

В Послании говорится: «Основу нашей политики должна составить идеология, в центре которой — человек».

Это впечатляло… неискушенную публику в 1988 году. Теперь неискушенные Посланий не читают. Что же касается искушенных, то они подразделяются на тяготеющих к публицистике (мой российский «далекий собрат по разуму» А.Пионтковский, например) и тяготеющих к научному подходу (мои зарубежные «далекие собратья по разуму» из Сорбонны, Гарварда, Оксфорда и других мест).

Тяготеющие к публицистике, услышав об идеологии, в центре которой человек, окажут: «Все чукчи знают этого человека».

Тяготеющие к научному подходу тонко и деликатно улыбнутся. И промолчат. С их точки зрения (которую я, кстати, не разделяю), идеология умерла в 80-е годы XX века, и ей на смену пришла политическая антропология, которая доводит до предела человекоцентричность любого мировоззрения.

Но ведь и в идеологиях человекоцентричность наличествовала — с незапамятных времен до нашего времени. Коммунисты говорили: «Все во имя человека, все для блага человека». Но имели в виду определенного человека («Ты же советский человек!» — кричит комиссар Мересьеву). Новый человек и новый гуманизм у коммунистов… Сверхчеловек и антигуманизм у фашистов… В центре любой идеологии — человек (чему б еще быть в центре-то?). Вопрос — какой именно?

КАКОЙ ЧЕЛОВЕК НАХОДИТСЯ В ОСНОВЕ ИДЕОЛОГИИ, К КОТОРОЙ АПЕЛЛИРУЕТ ПОСЛАНИЕ Д.МЕДВЕДЕВА? Это человек, чьи ценности несовместимы с потерей суверенитета? Это человек, чьи ценности совместимы с потерей суверенитета? Это ТАКОЙ человек, каковым его сделала личная сопричастность нашей истории? Или это ДРУГОЙ человек, каковым его делает продолжающаяся деисториософизация?