Исчадия разума

«Вы вернулись! — радостно вскрикнул шар. — Мне было подумалось, что вы можете и не вернуться. Я пребывал в мучительной агонии, что вы не вернетесь.»

— Незачем было мучиться, — сказал Мартин. — Я здесь.

Первым долгом он бросил взгляд на приборы. Выяснилось, что аккумулятор набрал полный заряд, настолько полный, насколько это вообще возможно для старого аккумулятора.

Мартин влез на сиденье, уложив шар рядом с собой.

— Один вопрос, — обратился он к шару. — Каковы ваши этические принципы? У вас есть этика?

«Что такое этика? — отозвался шар. — Прошу объяснить.»

— Это уже неважно. Вы мне подходите. Мы с вами составим дружную команду.

И Мартин, лихо развернувшись, вывел колымагу на шоссе.

Глава 18 Конепес

Конепес, отдыхая, присел за столик у придорожного кафе, где ныне не осталось ни робота, ни его снаряжения. В воздухе неподалеку плавал невод. Сундук с упрятанной в него галактической схемой уже был на борту. А телевизор, который Инид якобы украла у овцепауков, лежал на столе под рукой. Вагонетка по-прежнему стояла на путях, поджидая новых пассажиров, которые могут не пожаловать вообще никогда. И все вокруг было окутано в туманную серость, неизменно царящую на Магистрали Вечности.

От нечего делать он пустился размышлять, далеко не в первый раз, что же это за Магистраль. До сих пор его размышления не привели ни к чему, да и вряд ли когда-нибудь приведут. Кто создал или что создало эту бесконечную дорогу, идущую вкось по отношению к обычному пространству-времени и тем самым исключенную из него? Впервые он услышал о ней очень давно и далеко отсюда от совершенно ни с чем не сообразного существа, живущего словно в насмешку над нормальными представлениями о жизни. Именно оно, несообразное существо, назвало дорогу Магистралью Вечности, но уклонилось от ответа на вопрос, как понимать подобное название. «Не ищи ее, — предупредило несообразное. — Ее нельзя найти путем поиска, на нее можно лишь натолкнуться случайно…»

И однажды, тысячи лет назад, Конепес натолкнулся на Магистраль. А затем, к своему удивлению, убедился, что она нанесена на древнюю галактическую схему. При этом он был уверен, что его собственный народ не прокладывал Магистраль, хотя и знал о ней.

Натолкнувшись на Магистраль, он решил, что это место как нельзя лучше подходит для того, чтобы сидеть и строить разные планы. Он возвел хижину со столами и стульями вокруг и поставил робота присматривать за заведением. Поскольку рельсы уже были, он водрузил на них вагонетку и оснастил ближайший участок сигнализацией, чтобы не прозевать тот исключительный случай, если на Магистрали появится еще кто-нибудь.

Многие века сигнализация молчала — и вдруг, лет пятнадцать назад, сработала: ее потревожил Бун, впервые ступивший «за угол». Конепес расценил это странное происшествие как возможный ключ к решению проблемы, которую поставили перед ним не менее странные люди, поселившиеся в усадьбе Гопкинс Акр.

Он уповал на лучшее и все же не испытывал полной уверенности в своих выводах, пока Бун не появился вторично. Тогда стало ясно: на его глазах зародился новый талант, и у кого? У представителя расы, в которой он таких талантов никак не заподозрил бы. Сам по себе талант был менее значим, чем тот факт, что данная раса не исчерпала своих эволюционных задатков и способна развить в себе скрытые доселе возможности. И этот факт, в свою очередь, означал, что Бун становится центральной фигурой всего проекта.

Теперь, после всех проволочек, проект наконец-то движется полным ходом и даже успешнее, чем он смел надеяться. Осталось лишь наблюдать, наблюдать неусыпно, чтобы не возникло каких-то нежелательных помех, но у него появились надежные помощники. Колючка и Шляпа вошли в семью, стали для нее своими, в особенности Колючка, которому удалось втереться в доверие к Эвансам еще годы назад.

Конепес не сдержал довольного смешка. Простаки из Галактического центра числили Колючку своим подпольным агентом и внедрили его в семью в момент, когда та, спасаясь от бесконечников, собралась искать спасения в прошлом. На деле доклады Колючки получал в первого очередь Конепес, и они укрепили его интуитивную догадку, что Эвансы заслуживают самого пристального внимания.