Исчезающая ложка, или Удивительные истории из жизни периодической таблицы Менделеева

Но непрекращающаяся охота на мегалодона превращается в патологию именно потому, что скептицизм специалистов лишь углубляет человеческую веру. Люди даже не пытаются опровергнуть новые данные о марганце на зубах, а приводят в качестве контраргументов героические истории о бунтарях, которые доказывали неправоту закоснелых ученых в далеком прошлом. Постоянно в ходу пример с целакантом – примитивной глубоководной рыбой, которая ранее считалась вымершей около 80 миллионов лет назад, пока экземпляр этой твари не обнаружили на рыбном рынке в Южной Африке в 1938 году. Согласно этой логике, ученые, ошибившиеся относительно целаканта, могут быть неправы и насчет мегалодона. Слово «могут» – все, что требуется сторонникам существования мегалодона. Ведь их теории о возможном выживании этого хищника основаны не на приоритете доказательств, а на эмоциях: на надежде, потребности в том, чтобы в мире существовало какое-нибудь фантастическое животное.

Пожалуй, наилучшим примером подобной эмоциональной предвзятости является следующий сюжет – величайший в истории патологической науки всех времен и народов, Аламо[143] истинно верующих, соблазнитель футуристов, научная гидра: холодный термоядерный синтез.

Понс и Флейшман, Флейшман и Понс. Предполагалось, что они образовали величайший научный тандем со времен Уотсона и Крика и заслуживают сравнения лишь с Пьером и Марией Кюри. Но их слава быстро прогнила, сделав их посмешищем. Сегодня имена Б. Стенли Понса и Мартина Флейшмана напоминают только о позерах, мошенниках и обманщиках, пусть это и не совсем справедливо.

Эксперимент, создавший и разрушивший карьеру Понса и Флейшмана, был, так сказать, обманчиво прост. Два химика, работавшие в Университете штата Юта в 1989 году, поместили палладиевый электрод в сосуд с тяжелой водой и пропустили по нему ток. Если сделать это с обычной водой, то молекула Н₂O просто распадается на водород и кислород. Нечто подобное происходит и в тяжелой воде, с той оговоркой, что получаемый таким образом водород содержит в атоме не только протон, но и один нейтрон. Итак, вместо обычной молекулы водорода (Н₂), содержащей в общей сложности два протона, Понс и Флейшман получили молекулы водорода, содержащие по два протона и два нейтрона.

Особенность эксперимента заключалась в том, что тяжелый водород связывался с палладием. Палладий – это беловатый металл, обладающий одним поразительным свойством: он способен поглощать огромное количество водорода, в девятьсот раз больше собственного объема. Ситуация равносильна тому, как если бы толстяк весом 115 килограммов проглотил дюжину африканских слонов и не пополнел в талии ни на миллиметр[144]. И как только палладиевый электрод начинал насыщаться тяжелым водородом, термометры и другие датчики Понса и Флейшмана зашкаливали. Вода разогревалась гораздо сильнее, чем должна была, то есть могла бы, учитывая силу подаваемого тока. Понс сообщал, что во время одного такого скачка температуры перегретая вода прожгла дыру в колбе, крышке лабораторного стола и даже в бетонном полу.

Иногда они действительно регистрировали подобные скачки. Эксперимент вообще протекал хаотично, при использовании одних и тех же лабораторных материалов и в одних и тех же условиях он не всегда давал одинаковые результаты. Но вместо того, чтобы тщательно выяснить, что же именно происходит с палладием, двое ученых поддались фантазии и убедили сами себя, что открыли холодный термоядерный синтез, не требующий невероятных звездных температур и давления, а протекающий при комнатной температуре. Они предположили, что, поскольку палладий может удерживать в своей толще так много атомов тяжелого водорода, этот металл каким-то образом синтезирует гелий из протонов и нейтронов водорода, выделяя в ходе этого процесса невероятное количество энергии.

Поступив довольно опрометчиво, Понс и Флейшман созвали пресс-конференцию, чтобы обнародовать результаты своих опытов. Из их доклада недвусмысленно следовало, что все мировые энергетические проблемы решены, дешево и без какого-либо загрязнения. СМИ, в чем-то уподобившись палладию, проглотили это грандиозное заявление. Вскоре выяснилось, что другой ученый из Юты, физик Стивен Джонс, проводил подобные эксперименты, в результате которых хотел запустить такой же процесс. Но Джонс поступил осторожнее и описал свои результаты более сдержанно. Понс и Флейшман сразу же превратились в знаменитостей, а побудительный импульс, возникший из-за всеобщего интереса к их работе, казалось, захватил даже других ученых. Вскоре после упомянутой пресс-конференции состоялось собрание Американского химического общества, на котором нашему тандему аплодировали стоя.