— Сна без сновидений не бывает, — отрезал Роберт. — Мне очень жаль, Тенни. Я знаю, как ты её любишь, но не могу компрометировать себя, держа в доме больную падучей. Я — мастер Гильдии купцов. Дела и так плохи, а если я ещё и ославлюсь, то всё пойдёт прахом. Со мной не станут торговать, опасаясь проклятия, мне придется расстаться и с тобой, и с Диот. Да и не в одной лишь болезни дело. Эти её безумные фантазии про отравленное вино и черепа! Беата сама рассказывала, что её тетка тронулась умом. Боюсь, ей досталась частичка дурной крови. А если она нападёт на Кэтлин или Леонию? Я себе этого ни за что не прощу.
Но Тенни так просто не сдавался.
— Пожалуйста, не лишайте её свободы, мастер Роберт. Я попрошу её руки. Я ждал этого много лет, но всё не решался. Мы могли бы арендовать один из ваших домишек. Со мной она будет в безопасности. Понимаю, она не самая красивая девушка в здешнем цветнике, но и я не красавец, и у неё доброе сердце. Она не заслуживает заточения.
— Припадочные не могут выходить замуж. Церковь запрещает подобные браки, и я тоже этого не допущу, — ответил Роберт. — В женском монастыре ей создадут все условия, там она будет окружена заботой и женщинами, с которыми можно посплетничать. Ты отвезёшь её к магдаленкам сегодня утром, Тенни. Моё решение окончательное.
Он собрался было вернуться в дом, но впервые за все годы службы Тенни схватил хозяина за руку и задержал. Роберт уставился на слугу, словно он тоже тронулся умом.
— Прошу прощения, мастер Роберт, но Беата говорила правду. Я должен вам кое-что рассказать. Наверное, мне следовало сообщить об этом сразу по возвращении, тогда с ней бы не случилось… Скорее всего. Я разговаривал с одним человеком…
Тенни умолк, глядя на что-то за плечом Роберта. На его лице отразился страх. Он опустил глаза и стремительно зашагал в сторону кухни. Всполошившись, Роберт обернулся — узнать, что так напугало Тенни, но не увидел ничего тревожного, лишь маленькая Леония одиноко стояла в дверном проёме, её губы расплылись в привычной манящей улыбке.
Глава 39
Беата
Я опрометью бросилась к дверям лазарета, стоило им приоткрыться, но сестра Урсула и сопровождавшие её две послушницы были начеку. Я вскрикнула, когда их пальцы впились в синяки на моих руках, оставленные ими ранее. Они уложили меня обратно на узкую кровать. Два десятка, а то и более, пациентов, лежащих со мной в одной палате, осторожно изучали меня, словно боясь, что в любой момент я начну вопить и кусаться, как они.
Моя койка, как и у других, была окружена с трёх сторон высокими деревянными панелями. Была ещё и четвёртая, болтающаяся на петлях, словно дверца шкафа. С её помощью можно было запереть пациента внутри на несколько часов, и я это уже прекрасно усвоила.
Послушницы смотрели на нас свирепыми кошками, особенно когда монахинь не было рядом. Они вечно брюзжали, что приходиться выполнять грязную работу из-за низкого происхождения, в то время как дочери знатных семейств, заплативших щедрое вознаграждение, живут в монастыре припеваючи. Послушницы не осмеливались при нас открыто перемывать кости монахиням. Лучше бы им от этого не стало, а вот монашки могли что-то пронюхать.
— Сестра Урсула, пожалуйста, мне нужно поговорить с мастером Робертом. Я очень волнуюсь за него. Он не ведает, какая она злодейка. Она уничтожит его и бедного маленького Адама или доведёт их до сумасшествия. Они оба так наивны. Я должна их предупредить!
— Я совершенно уверена, — сурово произнесла сестра Урсула, — что состоятельный торговец вроде вашего хозяина далеко не так наивен в женском вопросе и умеет обращаться с женщинами, имеющими на него виды.
— Но он не в курсе, — возразила я. — Выпустите меня. Мне надо с ним поговорить, рассказать обо всём, что мы узнали. Тенни слишком напуган, чтобы это сделать. Клянусь, я не сбегу, если он не захочет меня видеть. Я вернусь, как только всё ему объясню.
Две послушницы усмехнулись, словно я рассказала похабный анекдот.
— Вы никуда не пойдёте, верно, сестра? — сказала одна из них. — Вы останетесь здесь до конца дней своих, не так ли?
— Именно так, — отрезала сестра Урсула. — Эмис опять обделалась. Поменяйте ей постельное бельё. — Она кивнула в сторону древней беззубой старухи, что нагишом притулилась в уголке кровати, раскачиваясь и утробно поскуливая.
— Что значит «до конца дней своих»? — переспросила я, запаниковав.
Сестра Урсула отвернулась, но заботливо поправляла на мне простынку, словно я ребёнок, которого она укладывает на ночь.