Яростно размахивая руками, чтобы отогнать от лица назойливых мух, настолько быстро, насколько позволяла его больная спина, Роберт заковылял по тропинке через выжженный солнцем луг. Кэтлин распростёрлась на мужчине, задрав юбки и жадно приникнув к его губам.
Руки мужчины скользили по её обнажённым бёдрам. Он первым заметил приближение Роберта. Удивлённо вытаращив глаза, он не без труда сбросил с себя Кэтлин. Она возмущённо завизжала, когда он отшвырнул её на закаменевшую землю. Прежде чем Роберт приблизился к ним вплотную, любовник Кэтрин успел вскочить на ноги. Он отпрянул, и седая прядь упала на его лицо.
Роберта он мало интересовал. Схватив жену за руку, он рывком поставил её на ноги.
— Ах ты, грязная потаскуха! Да за такое вас обоих следует казнить. Это преступление против Господа и человеческой природы. Эдвард — твой сын, твой собственный сын! Как ты осмелилась прелюбодействовать с ним? А ты, — он плюнул Эдварду в багровое от ненависти и гнева лицо, — развратник, посмевший вожделеть собственную мать, женщину, что тебя родила! Тебе за это отрежут яйца, и это будет только начало!
Бледный как смерть Эдвард отшатнулся от кулака Роберта, опасно качнувшись на краю ручья.
— Она мне не мать, слышишь, слизняк! Ты и впрямь думаешь, что я стал бы спать с собственной матерью?
У Роберта отвисла челюсть.
— Тогда я не… — Он смотрел на них непонимающим взглядом.
Кэтлин злорадно рассмеялась.
— Он мой любовник, а не сын, идиот.
Эдвард шагнул вперёд, взяв её за руку. Они нагло смотрели ему в лицо.
— Я в это не верю… Не твой сын? Но ты же говорила… — Роберт отчаянно пытался осмыслить только что услышанное. И тут его словно обухом по голове ударило. — Ты привела любовника в мой дом! Ты давала ему пить моё вино, есть мою пищу, назначила его моим управляющим!
Кэтлин пожала плечами.
— Тебе ли на это сетовать. Ты привёл меня в свой дом при живой жене и с радостью бы прыгнул ко мне в постель, если бы я позволила. Почему женщины должны поступать иначе?
Роберт побледнел.
— И как давно… как давно вы любовники?
— С тех пор как Леония была ещё младенцем. Она считает Эдварда своим братом. Людская молва кого только не припишет женщине в любовники, кроме её собственного сына… Ты ведь ни за что не взял бы меня в жёны, узнай, кто он мне на самом деле, правда?
Роберт почувствовал, как земля уходит у него из-под ног.
— Я боготворил тебя, надышаться на тебя не мог. Я любил тебя. Ты внушила мне эти чувства. И ты… всё то время, что мы были вместе… Ты мне изменяла!
Губы Кэтлин скривились в полуулыбке, словно у учительницы, поощряющей нерадивого ребёнка, которому только что удалось сложить два плюс два.
— В этом мире у женщины есть только два способа пробиться. Она может внушить мужчине страсть, но разве это жизнь — постоянно раздвигать перед ним ноги, чувствуя, как твоё лицо и сердце увядают без истинных чувств? Куда лучше, влюбить в себя мужчину, заставив его бросить к твоим ногам всё, чем он владеет. Если главный мой изъян в том, что я родилась женщиной, ты же не будешь винить меня за то, что я обратила эту слабость себе на пользу, расставляя ловушки мужчинам достаточно могущественным, чтобы раздавить меня одним пальцем. Это как игра в шахматы, и меня забавляет смотреть, как исчезают с доски фигуры, и осознание того, что я контролирую каждую клетку.
Руки Роберта сжались в кулаки.
— Посмотрим, драгоценная жёнушка, как тебя позабавит эта игра, когда я обвиню тебя в супружеской измене и…
— Но ты этого не сделаешь, Роберт. Ты всегда был высокомерным, самовлюблённым ослом. Я лишь использовала то оружие, что ты сам вложил мне в руки. Раздутое самомнение не позволит тебе обвинить меня в прелюбодеянии. Ты ведь не хочешь, чтобы весь Линкольн шептался о том, как мастер гильдии купцов оказался таким остолопом, что взял в дом любовника собственной жены, да ещё назначил его своим управляющим.
Роберт заворожённо смотрел, как сокращаются мышцы её лилейно-белой хрупкой шеи, изрыгая насмешки в его адрес. Он представлял, как его пальцы смыкаются, перекрывая этот поток лживых упрёков. Каждой клеточкой своего тела он желал ей смерти, хотел увидеть страх в её стекленеющих глазах, когда она бездыханной упадёт на выжженную траву. Он приблизился, протягивая руки к её горлу. Но Кэтлин и бровью не повела. Встретив её торжествующий взгляд, Роберт понял, что её не сломить, даже ударив наотмашь.
В мгновение ока Роберт выхватил меч, приставив острие клинка к горлу Эдварда.
— Брось сумку и кинжал наземь, а ты — верни мне своё обручальное кольцо.
Ему доставляло удовольствие видеть оторопь на их лицах. Они медлили. Роберт занёс клинок и полоснул им по щеке Эдварда. На лице остался тонкий кровавый след. Эдвард вскрикнул, зажав рану ладонью, и посмотрел на алые пятна крови на своих пальцах, словно не веря собственным глазам.
— Ваши кошельки! — повторил Роберт.