Но я никого не хотела видеть. Я не хотела, чтобы меня жалели, когда бы я шла, прихрамывая, по столовой и когда бы не смогла сесть, не поморщившись от боли, как старуха. Я не хотела никому давать повода, чтобы меня жалели, или повода лицемерить в то время, как на самом деле, некоторые чувствовали удовлетворение, что я уже не такая симпатичная и независимая.
Рядом ревёт мотор автомобиля, и я быстро отскакиваю к обочине дороги на траву. Я рада, что силы возвращаются ко мне, ведь это практически первый раз, когда я вышла из дома за последние месяцы. Вместо того чтобы проехать дальше, машина замедляется, время замедляется тоже, и я чувствую как сердце в груди сжимается от сильного чувства страха, — разбитый белый автомобиль Вольво, бампер которого привязан к шасси толстыми веревками, сделанными из клейкой ленты, — это Паркер.
— Чёрт!
Увидев меня, он говорит именно это. Не «О боже, Дара! Как я рад тебя видеть!» и не «Мне так жаль. Я думал о тебе каждый день», и не «Я боялся позвонить, поэтому не стал». А просто: «Чёрт!».
— Почти, — отвечаю я, так как это единственный ответ, который приходит в голову.
В этот момент музыка перестает играть. Забавно, как тишина может стать самым громким звуком из всех. Он меняет положение в машине, но не предпринимает попытки вылезти и обнять меня. Его тёмные волосы сильно отросли и практически доходят до челюсти. Он загорелый, должно быть работал на улице, может снова стриг газоны как прошлым летом. Его глаза по-прежнему промежуточного цвета, — не чисто голубые или зелёные, а скорее ближе к серому, как за пятнадцать минут до восхода солнца. Глядя на него, я испытываю смешанные чувства: мне хочется плакать, и целовать его, и меня тошнит от него одновременно.
— Я не ожидал тебя встретить.
— Я живу здесь за углом, если ты забыл, — с сарказмом отвечаю я.
Мой голос звучит злее, чем я хотела бы, и я вздохнула с облегчением, когда музыка в машине вновь заиграла.
— Я думал, ты уехала, — говорит он.
Он держит обе руки на руле, при этом сильно его сжимая, как делает обычно, когда старается не волноваться.
— Не уехала. Просто ни с кем не встречалась.
— Аааааа.
Он смотрит на меня так напряженно, что мне приходится отвернуться, щурясь от солнца, так он не увидит шрамов, ещё воспаленных и красных, на щеке и виске.
— Я думал, что ты не хочешь меня видеть. После случившегося…
— Ты правильно думал, — быстро говорю я, потому что иначе могу сказать то, что я действительно чувствую, а это будет не правильно.
Он вздрагивает и отводит взгляд на дорогу. Другая машина проезжает мимо, и ей приходится перестроиться на встречную полосу, чтобы объехать машину Паркера. Кажется, он этого не замечает, даже когда водитель, пожилой человек, опускает стекло и выкрикивает что-то грубое. Солнце припекает, и пот бежит по моей шее. Я вспоминаю, как мы лежали с Паркером и Ники прошлым летом в парке Аппер Ричес как-то после школы. В то время как Паркер читал вслух самые странные новости, которые только смог найти в интернете: о межвидовых отношениях, неестественных смертях, необъяснимых явлениях, которые могли быть, как настаивал Паркер, вызваны исключительно инопланетянами, — я вдыхала запах древесного угля и свежескошенной травы и думала, что могла бы остаться лежать между ними навсегда. Что, чёрт возьми, изменилось?
Ники. Родители. Авария. Всё.
Внезапно я почувствовала, что вот-вот расплачусь. Сдерживаясь, я обняла себя за талию.
— Слушай, — он запускает руку в волосы, которые сразу же ложатся ровно. — Тебе нужно куда-то ехать?
— Нет.
Я не хочу ему говорить, что мне некуда ехать. Я направлялась в никуда, лишь бы подальше от дома. Я ведь даже не могу вернуться в дом за ключами от машины, иначе рискую столкнуться с Ники, которая без сомнения найдет причины выразить недовольство тем, что я не радовалась её приезду.
Он делает такое выражение лица, как будто нечаянно проглотил жевательную резинку.
— Здорово, что мы встретились, — сказал он, но на меня не посмотрел. — На самом деле здорово. Я думал о тебе… всё это время.
— У меня всё хорошо, — говорю я.
Ложь всегда давалась мне легко.