Исчезающий гном

Профессор рассказал Майлзу об их встрече с доктором Ченом и о том, что Сквайра видели в городе с Сикорским. Майлз, похоже, был удивлен этим гораздо меньше, чем все остальные, хотя было ясно, что эти новости не доставили ему никакого удовольствия. Когда поздно вечером они разошлись по своим комнатам, Майлз остался один; он сидел погруженный в свои мысли, покуривая трубку и проницательно глядя прищуренными глазами куда-то вдаль.

Утром Джонатан нашел на двери своей комнаты записку. Майлз, которого мало интересовали сокровища, ушел на весь день, чтобы заняться своим собственным расследованием и зайти на почту проверить, не откликнулся ли кто-нибудь на объявление. «Не ждите меня», – этими словами заканчивалась записка. Так что было вполне вероятно, что Майлз напал на какой-то след – след, подсказанный происшествием с доктором Ченом.

Джонатан надеялся, что Майлз отправится вместе с ними на поиски сокровищ. Ему казалось, что у волшебников должна быть какая-то общность с сокровищами и с чудесными вещами вообще. Без сомнения, у Майлза было не счесть открывающих двери и тому подобных заклинаний, которые, вполне возможно, могли пригодиться. Но в шесть тридцать искатели сокровищ покинули трактир, не дождавшись ни Майлза, ни завтрака. Обратно они вернулись в восемь.

– Кто стал бы чертить карту сокровищ, не указывая на ней и половины деталей? – вопросил Джонатан, мрачно тыча ложкой в жалкую миску клейкой овсянки. – Я не вижу в этом абсолютно никакого смысла.

– Может быть, они хотели сбить кого-нибудь со следа. Запутать его, – предположил Буфо. – Возможно, это была шуточная карта.

Профессор покачал головой:

– Тогда зачем вообще чертить карту? Если бы не было никакой карты, мы бы никогда не пришли сюда искать сокровища. Поддельные карты – это бессмыслица, по крайней мере в данном случае. Я уверен, что где-то здесь есть сокровище и оно спрятано на одной из улиц, которых нет на карте. Возможно, на одном из этих старых заброшенных консервных заводов рядом с верфями или в подвале одного из тех домов, что стоят в переулках за Королевской улицей. Некоторым из этих крытых шифером особняков с башенками, должно быть, не меньше двух или трех сотен лет. Там может быть спрятано все, что угодно.

– Если бы у нас было шесть месяцев, мы могли бы раскопать их все один за другим. – Буфо сидел обмякнув в кресле, погрузив подбородок в ладони.

– Если между Королевской и Дубовой есть три не отмеченные на карте улицы, идущие с севера на юг, и шесть поперечных улиц, идущих с востока на запад…

– И бессчетное количество переулков, – перебил его Гамп.

– И, как ты говоришь, бессчетное количество переулков… Тогда сколько кварталов нам нужно исследовать на одном этом участке?

Профессор начал отсчитывать улицы на пальцах:

– Давайте посмотрим, это будет… всего восемнадцать кварталов.

– Умноженных на бессчетное количество переулков, – добавил Джонатан.

– Как можно умножить что-то на бессчетное количество? – спросил Гамп.

Джонатан пожал плечами:

– Тебе придется поставить огромное количество нулей.

– Больше, чем мы можем себе позволить по времени, – вставил Профессор. – Это все имеет отношение к теории бесконечностей. Очень сложная вещь.

– Мы изучали это в школе, – сообщил Гамп. – Это было изумительно. Ты берешь линию и делишь ее пополам. Потом опять разрезаешь ее пополам…

– А что ты разрезаешь пополам? – спросил Буфо. – Обе половинки или только одну? Мне это кажется довольно неряшливым – разрезать одну половинку напополам, а другую оставить как есть. Что она будет делать сама с собой?

Гамп вышел из себя:

– Для этого эксперимента тебе нужны только половинки половинок. Так что не перебивай. Потом ты опять режешь линию пополам, вновь, вновь и вновь. Очень захватывающий процесс. Действительно захватывающий.

На Буфо это не произвело никакого впечатления.

– И это все? Мне кажется, это похоже на игру в «ножички». Я знал все об этом к тому времени, как мне исполнилось четыре года. То же самое бывает, когда ты разрезаешь пирог и не хочешь брать последний кусок. Ты просто продолжаешь отпиливать тоненькие полосочки, пока не останется столько, что хватит только накормить птичку. И к этому времени пирог оказывается настолько черствым, что ты в любом случае можешь спокойно его выбросить. Я все об этом знаю. Ты говоришь, что тебе пришлось изучать это в школе?

– Гамп имел в виду теорию, – пришел на помощь Профессор, – что линию можно разрезать пополам бесконечное множество раз. Она будет становиться все короче и короче, но всегда будет оставаться половина линии, которую можно будет разрезать. Математики, разумеется, говорят нам, что разница между половинкой линии и целой линией очень незначительна. Другими словами, линия есть линия.

– А пирог, полагаю, есть пирог, – подхватил Буфо. – Если хотите знать, то, по-моему, во всей этой идее есть что-то довольно неправильное. Очень скоро вы дойдете до такого куска, который не будет стоить того, чтобы его есть.

– Это все чистая теория, – объяснил Профессор. – Все, что люди делают, – это говорят об этом.

На этот раз настала очередь Буфо выйти из себя.