Исчезновение

– Но, – продолжил Артур Уилбург Саворньян, – не приближаемся ли мы, однако, к цели? Разве мы не узнали об основных звеньях? В Саге, что поведала нам сегодня Скво, не опустив ни слова, ни факта, разве не видим мы, черным по белому, возможность углубиться в познание зла, что преследует нас?

– Но он не знал о нашей родственной связи! – закричала вдруг Ольга.

– Хэйг об этом не знал, да, ты не знала также, – сказала Скво, возобновляя свой рассказ. – Но Аугустус знал, он сразу же понял:

Клан, берущий начало свое в Стамбуле, жил во дворце, из которого были видны Танатограмма, расположенная на берегу Великого Черного Озера[287] и Элиппополис на берегу Мраморного моря; род Маврокордатос (иногда пишут «Маврокордато» или «Морокордата») – говорят, на одном балканском наречии, так мало изученном, что его наделяют логографирующей[288] способностью, это означает: «тот, у кого черная грудь» или «тот, кто способен творить большое зло», – род этот подарил султанам немало очень нужных им людей: Станислав был брадобреем Сулеймана, Константин воспитывал Ибрагима, Николай был тарджуменом (сегодня сказали бы: «драгоманом»),[289] а затем собрал для своего патрона, Абд-уль-Азиза, библиотеку из более чем одного миллиона томов (книги приобретались преимущественно по случаю), прославляющих ислам; его сын, Николай-младший, был господарем Баната;[290] говорили, что Абд-уль-Хамид доверял ему все, ибо он в самой высокой степени владел искусством «темнить», превращал бесцветную речь в тарабарщину, в которой никто ничего не мог разобрать, хотя он и подавал каждое мгновение знаки, показывающие, что он шифровал или переводил, согласно довольно примитивному канону.

Николай велел изобразить на своем гербе горящего сфинкса; будучи одним из ближайших фаворитов султана, он полагал, что станет визирем или мамамуши.[291] Но через три года Махмуд III, боясь той власти, которой обладал господарь, опасаясь, что он распространит свои нововведения и на Стамбул, убил его, а затем приговорил к казни на колу большую часть его клана.

Роду Маврокордатос удалось спастись, правда, не без труда. Августин, дед Ольги, устав от Дивана,[292] бежал, добрался до Дюраццо,[293] где занялся адвокатской практикой. Позже он основал газету, которая стала проповедовать неподчинение султану. «Албанец! – возвестила она однажды. – Скоро настанет день триумфа! Вперед на тиранов, взмахнем кровавым стягом Вперед, вперед! Пусть нечистой кровью оросятся наши нивы!»[294]

Волнения захлестнули Дуррес. Было убито несколько турок. Повсюду кричали: «Смерть туркам!» или «Вперед на ислам!» В качестве знамени использовали хоругвь из белого тюля жесткой выделки, украшенную изображением горящего сфинкса – гербом Николая. Крупная национальная партия, либерального направления, но анархистская по духу, мобилизовала общественное мнение. Человек по имени Артур Гордон, которого считали четвероюродным братом великого Байрона, горбатый, подобно последнему,[295] но все же совершенный сын Альбиона, возбудил оппозицию, сочинить для нее Национальный гимн, который вскоре непрестанно насвистывал каждый, потрясая ятаганом.