Это было первое, о чём я подумал, открыв глаза.
Потолок был белым, а значит, я находился не у себя дома. Ослепительный оранжевый закат красил стены, белые, как и потолок, во всевозможные цвета. Знать бы, утро это или вечер.
— Вот тебе на.
Для только-только приходящего в себя сознания этот голос был такой же отрадой, как церковный звон для глубоко верующего.
— Наконец-то ты очнулся. Похоже, спалось тебе неплохо.
Я повернулся посмотреть на владельца голоса. Парень сидел на стуле рядом с моей кроватью, и держал в руке яблоко, очищая его кухонным ножом. Чирк, чирк. Шкурка яблока медленно отлеплялась и свисала вниз.
— Надо бы сказать «с добрым утром», но ведь солнце уже садится, — Коидзуми Ицуки одарил меня своей мягкой улыбкой.
Коидзуми положил очищенное яблоко на поднос, и поставил его на стол у изголовья кровати. Потом он взял ещё одно яблоко из бумажного пакета, и, улыбнувшись, сказал мне:
— Слав богу, ты, наконец, очнулся. Я совершенно не представлял, что делать. Ах… Какой-то у тебя растерянный взгляд. Ты меня узнаешь?
— Это я тебя хотел спросить. Ты меня знаешь?
— Странный вопрос. Конечно, знаю.
Что это был за Коидзуми — можно было сказать по одному взгляду на его форму.
Он был в тёмно-синем костюме, а не в чёрном пиджаке.
Это была форма «северной старшей».
Одна из моих рук лежала над одеялом. Сверху к ней подходил проводок от пакетика с какой-то жидкостью. Я посмотрел на эту штуку и спросил:
— Какое сегодня число?
На лице Коидзуми отразилось выражение, которое, по крайней мере, в его случае, означало удивление.
— И это первое, что ты спрашиваешь, когда приходишь в себя? Да уж, ты умеешь держать себя в руках. Что касается ответа, так сейчас около пяти вечера, двадцать первое декабря.
— Двадцать первое…
— Да. Третьи сутки с тех пор, как ты впал в кому.
Третьи сутки? Кома?
— Где мы?
— Частная больница.
Я огляделся. Мы находились во внушительных размеров одноместной палате, я спал на больничной койке. Надо же, меня записали в одноместную палату; богатая у меня, должно быть, семья, а я-то и не знал.
— Друг моего дяди — директор больницы, так что, как будешь лечиться, для тебя здесь особый приём.
Да, выходит, семья у меня всё-таки не такая богатая.
— Ну, благодаря вмешательству «Корпорации», ты можешь без всяких вопросов легко остаться здесь на целый год. Тем не менее, я очень рад, что ты очнулся всего через три дня. Нет, нет, деньги здесь не при чём. Моё начальство меня попросту чуть на куски не разорвало за то, что я не уследил за тобой и допустил такое. Мне даже придётся писать объяснительную записку.
Двадцать первое, три дня назад — это восемнадцатое. Что я тогда делал? …А, помню. Я был на краю смерти из-за огромной потери крови, и они отвезли меня в больницу… Нет, стойте, что-то тут было не так.
Я тревожно взглянул на больничный халат, надетый на меня, и потрогал рукой свой живот справа.
Никаких ощущений. Вообще-то, рана должна онеметь, но она едва ли чесалась. Невозможно излечиться от такого ранения за три дня, если только кто-то не залатал меня по полной программе.
— И почему меня положили в больницу? Из-за комы?
— Значит, ты всё-таки забыл. Ну, наверное, тебя нельзя за это винить, ведь ты так сильно ударился головой.
Я потрогал голову. На ощупь там были только волосы — никаких повязок или защитных сеток.
— Что удивительно, ты не получил никаких внешних повреждений или внутренних кровотечений. Твои мозги тоже функционировали нормально. Даже лечащие врачи были сбиты с толку. Они не могли понять, что с тобой не так.
— Но…, - продолжал Коидзуми, — Мы сами видели, как ты свалился через целый лестничный пролёт. Да уж, тогда это выглядело страшно. По правде говоря, думаю, мы все побелели. Ты с таким грохотом рухнул на землю, что я не удивился бы, если бы ты навсегда потерял сознание. Рассказать, как это случилось?
— Валяй.
Значит, я спускался по лестнице в здании, где размещались кружки, и то ли споткнулся, то ли что, но я просто покатился вниз, и рухнул, приложившись головой об землю. Жмак! Тут я перестал двигаться.
Коидзуми рассказывал всё так живо, как будто бы это происходило на самом деле:
— Потом была та ещё суматоха. Нам пришлось вызвать скорую, и отвезти тебя, а ты был всё ещё без сознания, в больницу. Судзумия-сан была белее мела, я в первый раз её такой видел. Да, скорую вызвала Нагато-сан. Это её собранность спасла тебе жизнь.
— А что Асахина-сан?
Коидзуми пожал плечами и сказал:
— Вела себя так, как и следовало ожидать. Вцепилась в тебя, плакала и звала тебя по имени.
— В котором часу восемнадцатого декабря всё это произошло? На какой лестнице?
Я задавал вопросы один за другим, поскольку восемнадцатого был как раз тот день, когда мир перевернулся с ног на голову, а я начал паниковать.
— Ты даже это забыл? Сразу после полудня, как только закончилось совещание «Бригады SOS». Мы все пятеро как раз собирались пойти за какими-нибудь покупками.
Покупками?
— Ты и этого не помнишь? Слушай, ты точно не притворяешься?
— Неважно, ты рассказывай.
Улыбка на губах Коидзуми смягчилась: