– Она расстроена, – произносит он, не отвечая на мой вопрос.
– Почему?
Ральф проводит рукой по редеющим волосам на макушке.
– Она расстроена. Я ее расстроил.
– Чем?
– Не могу рассказать, мне нельзя говорить об этом.
– Ральф, вы ее обидели?
– Конечно, нет. Я бы никогда ее не обидел, – грустно говорит он, поглаживая собаку.
– Можно… – Я не знаю, как лучше задать вопрос. – Ничего, если я зайду? Поговорим?
Он смотрит на меня с подозрением.
– Зачем?
– Меня зовут Дженна Халлидей. – Я ободряюще улыбаюсь, ненавидя себя за это, и перебрасываю волосы на спину. Рыжие волосы, про которые Гевин говорил «цвета осенних листьев». – Я делаю подкаст про несчастный случай с Оливией, про исчезновение ее подруг, и хотела бы взять у вас интервью.
– Почему? Я ничего не знаю.
– Просто потому, что вы нашли ее тогда. Спасли ей жизнь, Ральф.
Он оценивающе смотрит на меня, явно решая, стоит ли мне доверять. В итоге, к моему облегчению, делает шаг в сторону и позволяет пройти внутрь.
– Там у меня не очень…
Я говорю, что мне все равно, и захожу в вагончик. В нос ударяет запах мокрой псины и мясного супа. Обстановка скудная, но все прибрано. Есть маленькая спальня и туалет. Ральф кивает на стол напротив входа, и я протискиваюсь к нему, чтобы сесть. Коричневый диван местами прорван, из дыр торчит пенопласт. На диване, свернувшись калачиком, лежит полосатая кошка.
– Чай будете? Молока только нет. Оливия выпила последнее.
Замечаю две зеленые кружки на металлической столешнице.
– Я бы выпила кофе, если есть. Черный.
Ральф кивает и, открыв маленький шкафчик над головой, достает две чистые пластиковые кружки. Когда он включает чайник, руки у него дрожат. В углу в мусорном ведре гора пустых пивных банок.
– Сколько же времени вы здесь живете?
– Много. – Он говорит с сильным западным акцентом. – Отчим выкинул меня из дома, когда мне было семнадцать. С тех пор я тут. Вагончик, типа, был мамин. Она, наверное, пожалела меня. Жалости ее, правда, не хватило на то, чтобы послать ко всем чертям этого ублюдка…
Наблюдаю за тем, как Ральф наливает воду в кружки, идет ко мне и садится напротив. Кажется, что он слишком крупный для этого помещения. Полосатая кошка потягивается и укладывается поудобнее. Я глажу ее по мягкой шерстке. Краем глаза вижу, как что-то проскакивает под столом и исчезает в спальне. Я взвизгиваю от неожиданности.
– Там просто Тимми Вилли, – ухмыляется Ральф.
– Это… мышь?
– Ага. Полевая. Оливия его так назвала. Это из рассказов Беатрис Поттер[9]
. Я ее подкармливаю.Вздрагиваю при мысли о грызунах, бегающих по полу, и время от времени бросаю взгляд под стол, чтобы убедиться, что остальные мохнатые друзья еще не подошли.
– Да он вас не тронет!
В Ральфе есть что-то детское, и в горле у меня появляется комок. Я стала более сентиментальной после рождения Финна. Смотрю на Ральфа и вижу маленького мальчика, каким он когда-то был, и спрашиваю себя, что же заставило его стать таким? Любили ли его в детстве? Оберегала ли его мама? Кто о нем беспокоится сейчас? Может, Оливия? Поэтому она сюда приходит? Дождь хлещет в окна, ветер гудит в щелях вагончика. Я почему-то чувствую себя в безопасности, хотя не исключено, что напрасно. Вдруг Ральф на это и рассчитывает? Заманивает сюда жертв, изображая такого простачка, живущего в компании животных… Когда я лезу в сумку за телефоном, чтобы записать наш разговор, на всякий случай перекладываю газовый баллончик поближе.
– Ничего, что буду записывать? – спрашиваю и устанавливаю между нами микрофон.
– Валяйте.
– Зачем приходила Оливия? – Я пью кофе маленькими глоточками в ожидании ответа.
Ральф пожимает плечами.
– Она часто забегает. Она мой друг. Всегда ко мне хорошо относилась. Знаю, что болтают обо мне люди, но она не смеется надо мной, как остальные.
– Вы были знакомы до аварии?
Он качает головой.
– Стали общаться только после того, как исчезли ее подружки. – Огромные руки крепко сжимают кружку. Несколько секунд он молчит, глядя на кофе, потом говорит: – Славные были девчонки, очень хорошенькие.
Я гоню от себя предвзятую мысль, что Ральф в некотором роде извращенец. В конце концов, он просто слегка странный и живет в лесу в одиночестве. Но потом вспоминаю бледное лицо Оливии, ее заплаканные глаза… Он что-то сделал?
– Вам нравились девушки, Ральф? А Оливия нравится?
Он поднимает на меня глаза.
– Я их не знал. Оливия – просто мой друг, я уже сказал.
– Вы что-то видели той ночью? Что-нибудь подозрительное?
Ральф закусывает губу, будто хочет помешать себе говорить, чтобы не сказать лишнее.
– Оливия утверждает, что увидела на дороге фигуру, поэтому и свернула так резко. Вы что-то заметили?
Он опять пожимает плечами, отводит глаза.
– Нет, я не видел человека на дороге.
– Вы что-то говорили про яркий свет? Потом передумали?
Ральф вздыхает.
– Давно это было, не помню.
– Вы свет видели?
– Оливия велела не говорить об этом.
– Оливия велела не говорить о чем? О ярком свете?
– Сказала, люди будут смеяться. Будут смеяться надо мной.
– Почему?
– Потому что я верю в инопланетян.
Ах, да. Его версия про пришельцев…
– Оливия тоже видела этот свет?