— Так, — ведьма подняла ключ и посмотрела на банку. Слёз в ней уже не было, — Все готовы? Когда я присобачу эту хрень на дверь, нам, вероятно, пиздец.
— Да готовы мы. Кто–то ведь должен это сделать, да?! Да, блядь?! — резко воодушевившись, фея подошла к мальчику. Конан тоже заинтересованно улыбнулся. Нектар наконец наполнил его смелостью и стойкостью.
— Я готов, твою мать! — поддерживая общую матную обстановку, произнёс он.
Акако кивнула обоим и коснулась Пандоры. Она была сухой, как солома, но удивительно легко сжималась. Правда, лепить у ведьмы совсем не получалось. Она явно не разбиралась в таких вещах и, промучившись с облачком, сделала небольшой и самый простой овал. Вновь посмотрев на кивающих фею с детективом, девушка приклеила то, что было Пандорой, под ручку.
Появилась замочная скважина, из которой проливался слабый лунный свет, а сама дверь засветилась алым светом по краям. Все стали ждать.
***
Не прошло и минуты, как дверца задёргалась. Фея с ведьмой оставались наготове, поднимая руки для атаки, а Конан крепко держал в руках бутылку с нектаром, надеясь на лучшее. И мальчик оказался прав — из щели показалась женская рука со знакомой пижамой на рукаве.
Из двери, в которой не было видно никакого дома, а просто сиреневый цвет, вышла Накамори Аоко. Она была настолько удивлена, что запнулась на полу, упав на Акако. Та замялась, увидев её испуг, но затем уверенно подтолкнула одноклассницу к фее, а Конан был точно рядом с ней.
— Аоко–нээтян, просто пей и срочно! — без лишних объяснений, мальчик вручил «жертве» нектар, и девушка доверчиво приняла его. Пока она пила, Акако резко наколдовала крепкий комод перед дверью и прижалась к нему, вставляя ключ в скважину.
В дверь постучали. Ровный, но громкий стук заставил Аоко выронить пустую бутылку. Девушка неосознанно схватилась за Конана, и тот крепко сжал её руку.
— А… о… к… о?
Знакомый до боли голос произносил её имя по буквам. С каждой новой его тон менялся от Кида к Кайто, и на лицо девушки накатывали первые признаки истерики. Фея рванулась зажать ей рот.
— А… о… к… о, — снова повторил он, — Ты хочешь запереть меня здесь? Ты меня не любишь?
— Кай…
Фея крепче прижала руку ко рту девушки и запустила один палец внутрь. Она слышала такие сладкие речи во время ритуалов не раз. Иногда они пугают, а иногда…
— Аоко! — внезапно голос за дверью преображается в один миг и плачет, хныча на весь дом, — Аоко, это я, Кайто! — он стучит по двери в настойчивой истерике, как запертый в своей комнате ребёнок, — Аоко, выпусти меня! Это я, со мной всё хорошо!
И лишь ритмичные повороты ключа прерывают эти крики.
— Он… плачет? — еле шепчет Аоко, но Конан крепко сжимает её пальцы, насколько могут его маленькие руки.
— Аоко–нээтян, он когда–нибудь плакал так не в детстве?
Казалось, это всё это и так понятно, но у девушки вновь и вновь подкашивались ноги.
Поворот по часовой стрелке.
— Аоко, почему ты так поступаешь со мной? Я же всегда любил тебя!
Первый ложный треск.
— Это из–за того, что я Кайто Кид, да? Прости меня, я не хотел! Это… это ведь мой отец!
Второй треск — брелок опять цел.
— Аоко, вернись. Вернись, умоляю тебя! Я… я не хотел тебя пугать, я…
И внезапно голос за дверью замолкает. Секунду назад уверенная Акако на миг колеблется, но продолжает двигать ключом. Наконец, брелок отрывается, падая на пол и растворяясь в никуда. Акако останавливается.
Голос за дверью снова меняется и уже не походит на тон Кида или Кайто. Все слышат демонический голос старой женщины с чудовищным эхом:
— НЕНАВИЖУ!
Теперь три поворота против часовой стрелки. Раз, два, три… замочная скважина отваливается, с громким звуком падает на пол, и её лунный свет потухает, а сама она исчезает, как брелок.
Акако едва не падает без чувств, но опирается на кирпичную стену. Она смотрит на всех со смесью боли и непонимания без капли радости:
— Уже, — её голос дрожит. Она очень утомлена, — Всё?
— Тебе ещё предстоит кошмарный сон, но всё, — улыбается Кира, колдуя два ведра, — А вот вам, человечки, сейчас капец. Три, два…
А ведь Конан уже про это забыл, и не успел даже намекнуть Аоко. Он просто посмотрел на неё, когда рвота уже поступала к горлу.
— Буэээ…
***
— Мори! Если ты сейчас же не возьмёшь себя в руки, я! Я! — Ран уже подумывала скрутить Накамори, но с другой стороны прекрасно понимала его волнение о дочери. А Когоро отнюдь не продолжал пить и надеяться на авось: он перерыл все статьи, изучил любые улики, собрался снова набрать номер полиции… И тут Конан влетел в дверь без единого «я дома»:
— Ран–нээтян! Когоро–оджисан!
— Конан–кун! — чуть воодушевился Накамори, — Мы тут…
Но слова инспектора застряли в его горле, когда его дочь вошла в агентство за мальчиком. Эмоционально она была подавлена, но тело привели в полный порядок, а одежду вежливо сменили.
— Аоко, ты!
— Папа!
Отец прижал дочь к груди. По левой щеке мужчины поползла одинокая слеза, но девушка не успела вернуть объятия. Акако подтолкнула её сзади.