Исчезновение Одиль

Он подошел к ним и, склонившись своим длинным и тощим телом, поцеловал их обоих в лоб. У него было одно из тех как бы развинченных туловищ, которые производят впечатление акробатической гибкости.

— А что, твоя сестра не спускается?

— Ее нет в комнате.

— Она сказала, куда пошла?

Его мать, с очень темными волосами, была в домашнем халате из голубого шелка. Она докуривала сигарету, прежде чем приняться за закуски. Она курила с раннего утра до позднего вечера, и к концу дня у нее из-за этого дрожали пальцы.

У отца волосы были седыми, почти белыми, что подчеркивало молодость его лица.

— Она мне ничего не сказала, но оставила записку.

У Марты Пуэнте были почти черные глаза, острый взгляд.

— Ты не хочешь показать ее нам?

— Кажется, я ее разорвал. Там просто сообщалось, что она уезжает в Париж и предпочитает не оставлять своего адреса.

— Ты слышал, Альбер?

— Когда она уехала?

— Насколько я понимаю, вчера вечером, экспрессом в восемнадцать тридцать.

— Думаешь, она была одна?

— По-моему, да.

— Не скрывается ли за этой историей какой-нибудь мужчина?

— Мне так не кажется.

Отец, не говоря ни слова, сидел, уставившись в свою тарелку.

— Такое все же невозможно себе вообразить! — воскликнула Марта Пуэнте пронзительным голосом. — Чтобы девушка, которой только-только исполнилось восемнадцать, взяла и вот так просто уехала, ничего не сказав своей семье! А деньги у нее есть?

— Думаю, она откладывала то, что получила на Рождество и на день рождения.

— Она не называет дату своего возвращения?

— Нет.

— У меня — это в голове не укладывается. Если бы я рассказала своим приятельницам, они бы подумали, что мы за семья такая.

Она повернулась к мужу.

— Ну а ты, конечно же, ничего не говоришь. Ты ешь!

— А что я могу сказать?

— Все равно что, но не оставайся таким безучастным. Все ж таки речь идет о нашей дочери.

— Знаю.

— Я вот думаю: а не следует ли нам сообщить в полицию?

— От этого было бы мало проку. Если она захотела исчезнуть…

— Что ты называешь «исчезнуть»?

— Ну, строить свою жизнь без нас.

— А почему, хотела бы я знать?

— Вероятно, потому, что ей надоело.

— Что надоело?

— Ну, не знаю. Она молодая. Идет прямо…

Конец обеда за овальным столом, где напротив Боба так и остался неубранным прибор его сестры, протекал в молчании. Не успев еще проглотить последний кусок, Марта Пуэнте уже закурила сигарету, а ее муж встал, вздыхая, как будто это было тяжелым физическим упражнением.

В действительности помимо своей утренней прогулки в парке Мон-Репо он не занимался никакими физическими упражнениями, а вино «Доль» не представляло собой лечебного курса для похудания. Он направился к себе наверх. В этом доме вместе только ели, а затем каждый уединялся в своей келье.

— Ты уходишь? — спросил Боб у матери.

— Нет. Мы собираемся на бридж здесь, в четыре часа.

Именно этому посвящала она большую часть своих дней. У нее были приятельницы, которые приходили в «Две липы», или, когда наступал ее черед, она ходила к ним. Сначала подавали чай с сухим печеньем, затем, около половины шестого, дамы принимались за виски.

— Ты не знаешь, она взяла с собой что-нибудь? — спросил Альбер Пуэнте, взявшись за ручку двери.

— Я не увидел синего чемодана, который ей подарили на последнее Рождество. Еще нет ее несессера с туалетными принадлежностями.

— А одежда?

— Кажется, все на месте, нет только ее пальто из верблюжьей шерсти. Она никогда не хотела его носить. Считала, что оно чересчур нарядное.

— Я не стану ничего говорить о ее отъезде своим приятельницам, — сказала Марта. — Ни к чему, если все начнут судачить об этом уже сейчас. Ведь не сегодня-завтра она, конечно же, вернется.

— Не думаю, — возразил Боб.

— Что заставляет тебя так говорить?

— Это мое личное ощущение.

Письмо сестры было написано в привычном для нее стиле. Одиль была не чужда страсти все драматизировать. Уже не впервые она заговаривала о самоубийстве, но на этот раз тон был другим. Альбер Пуэнте начал подниматься по лестнице. Его жена не замедлила последовать его примеру, а Боб встал у окна и принялся смотреть на старую липу, которую называл «своим» деревом, когда был ребенком, потому что забирался на самые высокие ее ветви.

Он услышал, как Матильда начала убирать со стола.

— Почему ты не сказал им правду?

— Какую правду?

— Что она уехала вчера вечером, а письмо отправила тебе по почте.

Насколько я ее знаю, она не обошлась запиской. Ты ведь получил длинное письмо, так?

— Да.

— И ты не докажешь его им?

— Нет.

— Почему?

— Потому что там говорится о них, и то, что говорится, не доставило бы им удовольствия.

— Ты и вправду считаешь, что она отправилась в Париж?

— Полагаю, да. Но я могу и заблуждаться.

— Чем она собирается там заняться?

— Не знаю. В ее письме подчеркивается одно-то, что она хочет полностью исчезнуть. Возможно, это означает, что она задумала самоубийство. Мне и в самом деле было бы интересно кое в чем удостовериться.

Он поднялся по лестнице, перешагивая через ступеньку, вошел в ванную комнату родителей, где находилась аптечка. Теперь, когда они уже были не дети, каждый в этом доме приходил и брал здесь то, что ему нужно было.

Тщательно осмотрел таблетки.