Исчезновение Петра Деева

— Отнюдь, отнюдь! — Персидский живо вскочил на ноги и протестующе замахал кулачком. — Барботько здесь, в этом кабинете, показала, чего стоит ее поколение. Нашей же диалектикой да нас по носу! Разве не так? — старик победоносно оглядел сидевших вокруг. — А ведь я когда-то на экзамене по онкологии ей трояк влепил. Каково, а? Да еще изволил мораль прочесть: так, мол, и так, толкового врача из вас не получится. Старый близорукий индюк! Не сумел разглядеть ростки подлинного исследователя, нашего советского исследователя, черт подери! Ну, да ладно, то прошлое… А ныне, коллеги, я безмерно счастлив: ведь Барботько в какой-то мере и моя ученица. Разве не мы втолковываем нашим студентам необходимость дерзания, самозабвенного служения науке? Чего же мы все так перепугались? Это же плоды наших поучений. Разве не так? Ась? — Персидский приложил ладонь к уху, чтобы лучше слышать ответ, но в кабинете царила тишина. — Так идут в науку они, — Персидский простер руку в сторону закрывшихся дверей, наши продолжатели. Мы шли иначе, и это пора понять.

— Но гомункулусы, — сказала Кетова, — разве вас не пугает появление этих моральных недочеловеков? Что, если они станут гнойной язвой на здоровом теле нашего общества?

— А на основании какого опыта возникают у вас подобные сомнения? — вскинулся Персидский. — Я осмелюсь утверждать, что синтез мозга и тела может дать как раз обратный результат — появление более совершенного и во всех отношениях одаренного человека. А самое главное — это борьба за жизнь. Жизнь — черт побери! Разве не ради нее существует медицина?

— Никто с вами и не спорит, — сухо заметил Вадим Сергеевич. — Важно теперь правильно сформулировать решение совета. И я думаю, это должно быть решение в защиту проблемы пересадки человеческого мозга, в защиту нашей Барботько. Или кто-то теперь думает иначе?

Денис-водопроводчик

Я проснулся от прикосновения чего-то нестерпимо горячего, опалившего мне спину. Я заорал так, что разбудил добрую половину общежития. Колька, чья кровать стояла у дверей, включил свет, и мы увидели, как из трубы, к которой была присоединена батарея отопления, с шипением вырывается тонкая, но сильная струя кипятка и падает прямо на мою кровать.

Мы отодвинули кровать, а потом посмотрели друг на друга: что делать? Тут в дверях появились сначала девчонки. Кутаясь в халатики, они, перебивая друг друга, принялись подавать советы один чепуховее другого. Парни оказались практичнее они притащили слесаря, заспанного и, похоже, не совсем трезвого. Слесарь потоптался у батареи, зачем-то постучал по ней разводным ключом, а потом заявил, что нужно спуститься в подвал и перекрыть стояк, но ключ от подвала у коменданта, а комендант уехал в гости.

Не знаю, чем бы все это кончилось, если бы в комнате не появился Денис Турчак. Хотя мы с ним и учились уже третий год в одной группе, но взаимных симпатий не испытывали. Широкоплечий, медлительный, с большой лохматой головой и вечно мрачной физиономией, он всегда был мне неприятен. К тому же он прослыл на курсе отменным тугодумом, ни одна сессия не обходилась у него без завалов, хотя все свободное время он протирал штаны над учебниками. Да как протирал! Сиживал в читальном зале до самого закрытия, а потом еще в общежитии прихватывал, до двух-трех часов ночи.

Не в пример Турчаку я учился легко, трояков у меня не случалось, а в этом году меня удостоили повышенной стипендии. Я заглядывал далеко вперед — подумывал об ученом звании.

Так вот, этот самый Турчак не очень вежливо растолкал девчонок своими широченными плечами, отобрал у слесаря разводной ключ, подошел к трубе и… словно по волшебству струя исчезла. У всех в комнате вырвался вздох облегчения. То, что на мой взгляд выглядело в данный момент неразрешимой проблемой, оказалось решенным в считанные секунды.

Я приблизился к трубе и безмолвно ахнул: все оказалось до дикости просто — в отверстие Турчак вколотил крошечный деревянный клинышек, обломок карандаша — только и всего!

— А, — пренебрежительно отмахнулся Турчак в ответ на восторженные возгласы, — чего говорить. Я таких шпиньков успел вдоволь навтыкать, — он сунул ключ обратно в руки отчаянно зевающего слесаря, проявлявшего полное безразличие к происходящему. — А твоя кровать теперь за неделю не просохнет, повернулся Турчак ко мне. — Пойдем, что ли, к нам досыпать? Валерка с Димкой к родителям смотались, я один кукую.

Приведя меня к себе в комнату, Турчак достал из тумбочки блюдце со сливочным маслом.

— Мажь, где обожгло, — посоветовал он. — Помогает, по себе знаю. А не то завтра комаринского запляшешь.

— Разве с тобой такое тоже случалось? — удивился я.

— А, — отмахнулся Турчак, — чего говорить. У нас же вся семья водопроводчики: и дед, и отец с маманей, и обе сестренки. Одна бабка молоком торгует. Я только школу кончил, отец меня сразу в ремжилуправление определил, каникулы догулять не дал. Так что, брат, я три годика на ремонте теплотрасс и водопроводов, как миленький, вкалывал. Майку-то сними, замаслишь. А спину давай я натру.