Исчезновение Петра Деева

Время шло. Часовая стрелка описывала круг за кругом. Самообладание возвратилось к дежурному инженеру.

— Может быть, и достаточно на сегодня? — чуть кривя губы в усмешке, спросил он.

Ему не ответили. Те двое, по краям пульта, не сводили глаз с экрана, и он не решился настаивать.

Светало. Плоский прозрачный потолок зала подёрнулся синевой. Звёзды меркли.

Трое за пультом сидели и ждали. Двое — в уверенности, что сбудутся их предсказания. Третий — что всё останется, как было.

Только в четыре часа утра запели знакомые позывные. И звук их на этот раз был чётким. Секундная стрелка хронометра пробежала пять делений — и позывные смолкли. Ещё две секунды — глухое торопливое теньканье посыпалось в зал.

— Информация! — разом вырвалось у Смыкова, Минха и Татьяны.

— Справились… родные, — в голосе Татьяны были слёзы радости.

Вспыхнул экран, вспыхнул знакомой Смыкову чернотой космического пространства. И в этой черноте он увидел висящий в пустоте межпланетный корабль, очень похожий на один из тех кораблей, на каких люди делали свои первые шаги в космос. А позади корабля в радужном голубом сиянии поворачивался вокруг оси похожий на гигантский глобус шар с незнакомыми контурами гор и материков.

И так же внезапно всё смолкло, всё погасло снова.

Дальнейшее ожидание было напрасным. Смыкова и Минх встали.

— Расшифровку информации мы подождём у директора, — сказала Татьяна. — Спокойной ночи тебе, Михаил.

Он остался один. Он стоял посреди зала на сверкающем в лучах солнца пластмассовом полу и видел на нём отражение обрюзгшего тусклого человека. Взглянул на свои руки, вспомнил, что когда-то они уверенно управляли космическим кораблём. А теперь ему не летать больше. И встреча с теми, неведомыми, произойдёт без него.

В сердце была боль и пустота…

Каналы Марса

— Простите, вы Неприн?

Игнат Васильевич с неудовольствием оторвал взгляд от приборов и повернулся к вошедшему. Это был мужчина лет сорока семи, среднего роста, худощавый, с гладко выбритой головой и узкими острыми глазами. Игнат Васильевич не переносил, когда в лабораторию заходили посторонние, и даже деловые разговоры предпочитал вести на кафедре.

Он взглянул на часы, бросил лаборанту: «На сегодня достаточно. Выключай!» — и только после этого сухо спросил:

— Чем могу быть полезен?

Вошедший отрекомендовался:

— Лагно. Алексей Георгиевич.

— Лагно… Лагно… — Неприн пытался вспомнить, где уже слышал такую фамилию и видел это подвижное, чуть скуластое лицо.

— Астрофизик, — подсказал Лагно.

— Ах, да, я был на вашем выступлении в Москве, в обществе «Знание». Вы докладывали о каналах Марса.

— Совершенно верно.

Неприн опустил руки в карманы халата, наблюдая, как лаборант выключает аппараты.

— Иди, отдыхай, — сказал он ему и, когда двери лаборатории закрылись, вопросительно взглянул на гостя.

Лагно пояснил:

— В Перекатовске я проездом. Сделал остановку, чтобы возвратить вам одну вещь.

И протянул Неприну газетный свёрток.

— Что это?

— Термос.

— Позвольте, как термос? Зачем он мне?

Лагно сделал движение бровями, означавшее: «Смотрите, всё поймёте». Неприн прошёл к столу и, положив на него свёрток, принялся развёртывать газету. В руках у него действительно оказался термос литра на полтора. Но в каком виде! Облезший, покрытый окисью, с вмятинами.

— Что за музейная редкость? — проворчал Неприн и включил настольную лампу. — Да вы садитесь, пожалуйста.

Лагно поблагодарил и опустился на стул. Он с интересом присматривался к Неприну, о котором знал больше как о бесстрашном исследователе пещер, спелеологе в прошлом, нежели о специалисте по гидравлике, докторе технических наук в настоящем. Яркий свет лампы озарял спокойное лицо с глубокими складками морщин, густые, но уже заметно тронутые сединой волосы. Плечи широченные, движения неторопливые, сильные.

Неприн вглядывался в надписи, нацарапанные металлическим остриём на корпусе термоса. Чтобы прочесть их, он поднёс термос ближе к лампе.

— «Сей термос куплен в Скопле и есть личная собственность Игната Неприна. 4 авг. 19…» — прочёл он и растерянно оглянулся на Лагно. — «Утоплен Аней в подземном озере Хенн-Марти 19 июля 19…»; «Игнат жалкий собственник. Пусть обопьётся своим какао. Мир праху его! Аня М…»; «Забыт в лесу у перевала через Гиндукуш 2 июля 19…»

Дальше он читать не стал, ибо помнил наизусть все надписи. Когда-то они были сделаны его рукой.

— Как… как термос мог попасть к вам? — изменившимся голосом спросил Неприн.

— Видите ли, я спелеолог-любитель. Этим летом вместе со своими студентами я побывал в Кулымской пещере. Там мы и нашли его. Он плавал в озере.

— Кулымская пещера… Но ведь это Южный Урал!

— Совершенно верно, Южный Урал.

Неприн так бережно, так ласково касался термоса, словно в его руках находилось живое существо, которому нечаянным движением он мог причинить боль.

— Непостижимо… — пробормотал он. — Просто непостижимо!

— Но почему, Игнат Васильевич?

— Потому, что термос был утерян в пещере Рмонг-Тау.

Лагно удивлённо приподнял брови:

— В Гималаях?

— Вот именно. И с тех пор прошло почти восемнадцать лет.

— Может быть, его кто-то нашёл, а позже снова утерял?