Гайдебуров понимал, что от молодого Болотина можно ожидать химической реакции, если он поймет, что ему втирают очки. Понять ему прежде всего поможет отец. Старый жук тревожен и прозорлив. Сам горазд на провокации, чужих ухищрений не любит, просекает их своим игольчатым зрачком. Несдобровать Новочадову. Если же каким-то боком Болотины узнают, что Новочадов связан с Гайдебуровым, они придумают страшную месть.
"Что с тобой будет, когда твой двойник исчезнет?" - задавался нелепым вопросом Гайдебуров. Он не находил себе места. Его веселил лишь пьяный сосед с чудовищной сопаткой, тот все орал: "Долой пенсионеров!"
В этот момент телефон Гайдебурова, из предосторожности оформленный на другое имя, заиграл Бетховена и заплясал на столе.
- Все замечательно, Леня! - услышал Гайдебуров живого и пьяненького Новочадова. - Я уже еду в такси. Болотин принял все наши предложения "на ура". Кроме того, он согласен оплатить аренду "Октябрьского". Я ему объяснил, что он станет благодетелем всех писателей и таким образом наберет дополнительные голоса. Он, Леня, оказался довольно милым, интеллигентным человеком. Угостил меня японскими устрицами, такими крупными, длинными. Приеду, расскажу.
"Купил, - догадался Гайдебуров. - Болотин его купил".
Позвонила Мария.
- Купил, - сказал ей Гайдебуров.
- Что, кто купил? - испугалась Мария.
- Твой Новочадов купил японских устриц, длинных, крупных, и едет.
- Он едет туда, к себе?
- Да, к себе, сюда.
- Откуда у него такие деньги? На устриц?
- Он инициатор объединения писательских союзов.
- Да? А за это, что же, хорошо платят?
- Приедет, расскажет.
Гайдебуров напялил любимую кепку и вышел наружу. Снег оказался теплым. Гайдебуров двигался к магазину "24 часа". Он размышлял о том, что ему теперь следует предпринять как одному из двух главных героев новочадовского романа. Логично было бы вступить в открытую конфронтацию со вторым главным героем романа и убить его как своего соперника и ради кульминации. Да, убить надо не старого, а молодого Болотина.
Гайдебуров удивился: знакомый магазин "24 часа" сегодня неожиданно был переименован в магазин "Дионис". Правда, переименование не коснулось ассортимента. Новое название Гайдебурову пришлось по вкусу: "Все-таки бог". Гайдебуров вспомнил Софью иронично и ласково.
13. ПИСЬМО НОВОЧАДОВА ПРЕЗИДЕНТУ
К е с а р е в о
Пишу Вам по старинке, так как слышал, что электронную почту Вы втайне недолюбливаете. Действительно, как славно бывает иногда отказаться от цивилизации западного типа, от интернета, от русскоязычных чатов с их агрессивным грамматическим невежеством!
Я вижу, что Вы сами немного словесник - в той степени, в какой всякий крупный политик связан со стихией национального языка. Ваши послания год от года напоминают литературные манифесты, в них метафора пытается окрылиться, в них слово надеется на полноту времен. Увы, от некоторых эпох остались только блестящие литературные манифесты. Быть может, от некоторых эпох и нечего ждать большего? Только хорошую литературу. Только длящееся чаяние. Только наслаждение президентом с развитой речью, с четкой дикцией, с упором на лапидарную, стеснительную фразу. Вздорен другой президент, пренебрегающий письменностью: границы его мира сужаются до улицы, на которой он рос шпана шпаной.
Пишу чернилами, "паркером", но, кажется, через пару абзацев перейду на карандаш. Чернильная ручка предполагает вышколенную, значительную осанку, а карандаш, как правило, лежебока, фигляр и мученик в одном лице, даже если он синий, остро заточенный и торчит из яшмовой канцелярской вазочки, как стрела из колчана. Смею спросить, есть ли у Вас на столе карандаши? Старые, добрые карандаши? Или Вы их никогда не любили?
Кстати, по поводу слова "любили". Помню, как Вам неловко было отвечать в Кремле на вопрос сэра Маккартни, любили ли Вы "Битлз"? Помню, как дипломатично Вы начали говорить от имени страны, от имени поколений, чьи активисты сходили с ума от мелодичного, англосаксонского, минималистского, тенорского рока, что да, мол, свешивался железный занавес, сквозь, который, однако, пробивалась современная масскультура и находила-таки здесь обожателей, которых не могла не найти и которые (чему Вы осведомленно вдруг улыбнулись) теперь превратились кто в буржуазных джентльменов с чешущимися бородками, кто в молодящихся фалалеев со старообразными руками, кто в восторженных крохоборов, кто в затрапезных патлатых пьяниц, кто в дам, смешных во всех отношениях, кто в нормальных циничных граждан. Этим нормальным расчетливым циникам невдомек, как это может быть, что какие-то там непритязательные песенки, названные хитами, способны приносить баснословные барыши и королевские почести. Вам хочется сказать завистливым согражданам нечто сокровенное и понятное об этом мире, потрепать их по плечу с личной симпатией, утешить, как близких по духу, но Вы лишь издалека посмеиваетесь над их здоровым, праведным, ущербным недоумением. "Всему свое время", - говорит Ваш ясный, быстрый, секретный взгляд.
"Но когда же?" - восклицает в сердцах гражданин.