Читаем Исчезновение (Портреты для романа) полностью

Попадание из приемной в кабинет молодого Болотина, видимо, должно было вызывать у визитера эффект нечаянного диссонанса, словно из огня да в полымя. Или, скорее всего, наоборот. Кабинет молодого Болотина был очень темен в силу того, что все в нем было выдержано в плотных, сумеречных, теплых тонах. Куракин догадался, что покои молодого Болотина следовали последнему писку интерьерной моды, - писку некой имперской старины. Правда, старина была частичной, с элементами технократического либерализма. Скорее, она призвана была напоминать, что это был домашний кабинет русского вельможи середины XIX века, нежели его же рабочие апартаменты где-нибудь в Министерстве внутренних дел. Стены были наполовину обиты пурпурным ориентальным шелком над бордюром из красного дерева. Стол, покрытый сукном все того же пурпурного оттенка, был неуклюжим, однотумбовым. На столе лежало несколько радиотелефонов вразброс и закрытый, красного пластика ноутбук. Для посетителей стояло два массивных кресла с резными ножками в виде львиных лап; подлокотники венчали головы грифов; бархат отливал утолщенным рубиновым светом. Фигурный, с инкрустацией, краснобокий, во всю стену книжный шкаф радовал глаз золотистыми и серебристыми корешками, как клавишами от авангардного рояля. Напротив стола висел тяжелый гобелен с минаретами, осликами и маврами в разноцветных чалмах. Окно было занавешено огнедышащими парчовыми шторами, образующими крупные, морские, вертикальные волны. Путалась в ногах еще какая-то точеная этажерка, пустая и пыльная, на нижней полке которой покоились солнцезащитные запыленные очки. Комната освещалась антикварной разлапистой люстрой, подвешенной очень высоко над головой. Эта существенная разница в высоте потолков приемной и кабинета молодого Болотина заставила Куракина знобко поежиться, как будто он очутился под моросящим небом, но рядом с горячей печкой.

Молодой Болотин поднялся из-за стола из современного кожаного крутящегося кресла.

- Приветствую вас, Михал Михалыч! У вас здесь прямо как в алтаре! воскликнул Куракин, любивший здороваться шумно и задушевно.

Молодой Болотин молча пожал руку близко подошедшему к нему Куракину и для благоволения лишь вздохнул максимально располагающе. Он указал Куракину на широкое неудобное кресло и сам уселся в такое же. Куракин опустил разведенные для объятия руки, сообразив, что молодой Болотин принял назначение на его, Куракина, должность как должное. "Зря он так, зря, подумал Куракин. - Торопится, зарывается".

- Однако, - начал Куракин, - в моем кабинете, вернее, теперь уже вашем, такого антуража нет.

- Слышал я, Петр Петрович, о странной пустоте у вас в кабинете.

- Почему странной? Нормальная, рабочая пустота. В смысле незахламленность, свежий воздух, мыслям простор. Гуляют они себе свободно, не цепляются за углы и разные канцелярские безделушки. Я, Михал Михалыч, люблю непринужденность и чтобы ничто не отвлекало от исполнения функциональных обязанностей... Одним словом, поздравляю, Михал Михалыч, с высоким назначением!

- Спасибо, Петр Петрович. Кофе, коньяк?

- И то, и другое, Михал Михалыч. Когда думаете перебираться?

- Завтра. Чего тянуть? Дел-то вы мне ведь много оставили?

- Нет, ничего не оставил. Всё свое ношу с собой. С чистого листа начнете.

Куракин понял, что от молодого Болотина благодарности не дождешься и что эта его неблагодарность, скорее, - запланированная издевка, нежели дефект воспитания. "Наглец, наглец. Не в отца пошел", - сетовал Куракин.

Молодой Болотин откуда-то из-за портьеры выкатил раздвижной барный столик с выпивкой. Пока Куракин рассматривал бутылки, в кабинет вошла секретарша с подносом.

- Как они ходят на таких каблуках? Гордячка! - сказал Куракин, проводив строгие ноги секретарши. - Не тяжело вам с ней?

- Легко, - ответил молодой Болотин.

- С собой возьмете?

- Нет, у нее другой профиль.

- Правильно. Такие цыпочки не для государственной службы. Просители на слюни изойдут. Пожалейте мужиков!

Молодой Болотин морщился одними подглазьями. Петр Петрович, как бы в отместку, дорогой болотинский коньяк не хвалил, но пил, однако, огромными глотками. Молодой Болотин подлил еще. Сам он еще не пригубил, а лишь разогревал бокал в своей теплокровной ладони.

- Да! - хотел было какую-то гадость сказать скривившийся Куракин о коньяке, но сдержался. - Не позавидуешь вам, Михал Михалыч. Команда собралась разношерстная и крайне спесивая. Всяк одеяло на себя потянет. Да ладно бы с пользой для дела! Ладно бы хоть что-то умели делать! Согласитесь! Все больше выскочки да цыпочки! Тяжело вам будет, Михал Михалыч!

Молодой Болотин начал морщиться не только подглазьями, но и ободками ноздрей.

- На меня можете рассчитывать в полной мере, Михал Михалыч, - добавил Куракин. - Подскажу, посоветую. Я опытный бюрократ. И опыт, сын ошибок трудных... Вы же мой преемник, как-никак. И не без моего участия, как-никак.

Молодой Болотин наконец-то стал отхлебывать разомлевший коньяк, смежая сильные круглые веки от вразумительного удовольствия.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги