Исчезновение принца. Комната № 13

Большой забитый золой камин, хлипкий стул да старая вывеска, привинченная к стене, – вот и вся имевшаяся здесь обстановка. В тусклом свете угольной лампы Марни с трудом прочитала полустертые слова: «Ее Величества Китаунская тюрьма». Далее – строчка за строчкой, написанные мелкими тесными буквами шли правила. Высокий и крепкий мужчина с мрачным, тяжелым взглядом следом за ней вошел в комнату, которая, очевидно, когда-то была сторожкой.

– Камеру приготовил?

– Да, – ответил мужчина и кивнул на Марни. – Она есть хочет?

– Если хочет – подождет, – коротко ответил Джефф.

Мужчина снял плащ и повесил его на стене, а Джеффри сжал руку Марни и снова повел ее к двери. Пройдя под аркой, они вышли на небольшой тюремный двор, миновали его, зашли в какую-то зарешеченную дверь, а потом еще в одну. Благодаря свету единственной лампы, висевшей на стене у входа, она поняла, что это длинный коридор. По всей его длине, на высоте футах в девяти над полом, шла галерея, на которую вела железная лестница в один пролет. Не нужно было спрашивать, каково было назначение тех двух рядов черных дверей, которые пронизывали стены. Это были тюремные камеры!

Пока Марни пыталась понять, что все это значит, ее толкнули в одну из открытых дверей. Камера была небольшой, с потертым каменным полом, но в углу стояла новая кровать. Был здесь умывальник и, как она позже узнала, камера эта соединялась с другой, в которой находилась каменная ванна.

– Камера смертников, – с улыбкой объяснил Джеффри Лег. – Через нее прошло много людей, Марни. Их души составят тебе компанию.

Марни было ужасно, панически страшно, но она не показывала этого.

– Любое привидение вызовет у меня намного меньше отвращения, чем ты, Джеффри Лег, – сказала она, и, похоже, его несколько смутило ее самообладание.

– Тебе придется иметь дело с обоими, – сказал он, захлопнул дверь и закрыл ее на ключ.

Камера освещалась только тем слабым светом, который проникал сюда сквозь мутное окошко рядом с дверью. Через какое-то время, когда глаза Марни привыкли к полутьме, она смогла осмотреться. Тюрьма, очевидно, была очень старой, потому что стена в одном месте была вытерта до блеска, должно быть, спиной какого-то несчастного приговоренного, который минута за минутой, день за днем дожидался рокового часа. Она содрогнулась, когда ее воображение нарисовало ей агонию души того, кто томился в этих четырех стенах.

Встав на кровать, она смогла дотянуться до окна. В ячейки частой ржавой решетки тоже были вставлены прочные закаленные стекла. В некоторых ячейках стекла были выбиты, но она догадывалась, что вид из окна не будет особенно приятным и обнадеживающим, даже если предположить, что ей удалось бы выглянуть.

Ночь была необычно холодной и сырой для этого времени года. Марни взяла с кровати одеяло, завернулась в него и села на стул дожидаться рассвета.

И вот так, сидя на неказистом стуле, стараясь не уснуть от усталости, она вдруг услышала тихий стук. Звук шел сверху, и сердце ее взволнованно затрепетало, когда ей пришла мысль, что там, в камере над ней, возможно, удерживается ее отец… или Джонни.

Взобравшись на кровать, она постучала суставами пальцев в каменный потолок. Кто-то ответил. Стучали азбукой Морзе, которую она не понимала, но через какое-то время стук прекратился. Вместо него она услышала шаги. А потом, случайно посмотрев в одну из выбитых ячеек, она увидела, как что-то темное медленно опустилось вниз, а потом скрылось из виду. Она подпрыгнула, уцепилась за решетку, подтянулась и увидела висящую черную шелковую ленту.

С трудом двумя пальцами ей удалось дотянуться до нее и протянуть через решетку. Как она и ожидала, к концу ленточки была привязана бумажка. Это была банкнота. Какое-то время она удивленно взирала на нее, пока не догадалась, что послание может быть на другой стороне. И верно. Написанные карандашом буквы были так плохо видны, что ей пришлось поднести записку к свету.

«Кто это? Ты, Питер? Я наверху. Джонни».

Она с трудом сдержалась, чтобы не закричать. Выходит, Джонни и отец были здесь, рядом с ней. Значит, Джеффри не солгал.

Как ответить? Писать было нечем. Но тут она увидела, что конец ленточки утяжелен небольшим кусочком карандаша, такого, какие прилагаются к программам на вечерах танцев. Этим неудобным инструментом она написала ответ, привязала банкноту к ленте и протолкнула ее через окно. Вскоре Марни увидела, как ее записка поползла вверх. Джонни был там, и теперь он знал о ней. Ее охватило странное чувство спокойствия оттого, что он был рядом, хоть он и не мог ей помочь. Полчаса она ждала у окна, но в это время на улице уже совсем посветлело, и, очевидно, Джонни решил, что продолжать общение слишком опасно.