Исчезновение слона

Усевшись на край стола, я пил кофе, когда в дверях показалась девушка — администратор из соседнего с нашим офисом стоматологического кабинета. Длинноволосая, худенькая, настоящая красавица. Когда я первый раз увидел ее, подумал, что в ней, должно быть, есть ямайская кровь, настолько темная у нее кожа. А когда спросил, оказалось, что она родом с Хоккайдо, из семьи фермеров, разводящих коров. Она и сама не знала, откуда у нее такая темная кожа. А белый рабочий халатик еще больше подчеркивал цвет кожи. Ни дать ни взять, ассистентка Альберта Швейцера.

С нашей секретаршей они были сверстницами, поэтому, когда выдавалась минутка, она приходила к той поболтать, а когда наша секретарша брала выходной, девушка подходила к телефону и записывала, по какому делу звонили. Раздавался звонок, она появилась из соседней двери, брала трубку и делала запись. Если нас не было в офисе, мы оставляли дверь открытой. Ворам у нас красть было нечего.

— Ватанабэ-сан сказал, что вышел за лекарством, — сказала она.

Ватанабэ Нобору — это имя моего компаньона. В то время у нас была небольшая переводческая контора.

— Лекарством? — переспросил я, немного удивившись. — Каким лекарством?

— Для его жены. Он сказал, что у нее плохо с желудком и нужно какое-то специальное гомеопатическое лекарство, поэтому уехал в аптеку в районе Готанда. Сказал, что, возможно, задержится и вы можете уходить домой.

— Хм, — сказал я.

— А еще я записала, кто звонил, пока вас не было. — С этими словами она показала на белую бумажку под телефоном.

— Спасибо, — сказал я. — Вы нам очень помогаете.

— Наш стоматолог говорит, что вам нужно купить автоответчик.

— Мне они так не нравятся, — сказал я. — Никакой теплоты в них нет.

— Ну и ладно. Зато я согреваюсь, когда по коридору бегу к телефону.

Когда она исчезла, оставив после себя только улыбку, как Чеширский кот, я взял записку и сделал несколько важных звонков. Дал указания типографии о дате и времени доставки, договорился о переводе с субподрядчиком, условился с лизинговой фирмой о ремонте ксерокса.

После того как я разделался со звонками, у меня больше не осталось никаких дел, поэтому пришлось помыть посуду, наваленную в раковине, и прибраться. Я выбросил окурки из пепельницы в мусорное ведро, передвинул стрелки на остановившихся часах, перелистнул календарь. Карандаши, разбросанные на столе, поставил в стакан, бумаги рассортировал по темам, щипчики для ногтей убрал в ящик. Благодаря этому комната вновь стала напоминать место, где работают обычные люди.

Я сел на край стола, оглядел комнату и сказал вслух:

— Неплохо.

За окном простиралось облачное небо апреля 1974 года. Плотные, без малейшего просвета, тучи накрыли небо серой крышкой. Блеклый свет приближающегося вечера, словно мусор по воде, медленно плыл по небу и беззвучно наполнял подводную равнину из бетона, металла и стекла.

И небо, и улицы, и комната равномерно окрасились в серый влажный тон. Нигде не было видно и просвета.

Я вскипятил воды, приготовил еще одну чашку кофе и выпил, перемешав на сей раз ложкой, как и положено. Щелкнул кнопкой кассетного магнитофона, и из маленькой колонки под потолком полилась пьеса для лютни Баха. И колонку, и магнитофон, и кассету Ватанабэ Нобору принес из дома.

Неплохо, произнес я уже про себя. Пьеса для лютни Баха хорошо подходит к облачному апрельскому вечеру, когда и не жарко и не холодно.

Затем я сел на стул, достал из пиджака фотографию близнецов и развернул ее на столе. Долго и рассеянно, ни о чем не думая, смотрел на нее при свете яркой настольной лампы. Вспомнив, что в ящике стола у меня есть лупа, я поспешно схватил ее и стал увеличивать каждую деталь, чтобы изучить поподробнее. Я не думал, что это занятие может принести мне какую-либо пользу, однако чем еще заняться, мне не приходило на ум.

Одна из сестер — кто из них кто, я в жизни не различу — что-то говорила, наклонившись к уху молодого человека, в уголках губ витала легкая улыбка, которую можно было по невнимательности и не заметить. Ее левая рука лежала на стеклянном столе. Именно такие руки и были у близняшек. Гладкие, тонкие, без часов и колец.

По контрасту с ней у мужчины, с которым она говорила, лицо было мрачным. Сухопарый, высокий, красивый мужчина в модной темно-синей рубашке, с тонким серебряным браслетом на запястье правой руки. Он опирался на стол обеими руками и внимательно смотрел на высокий бокал, стоявший перед ним. Словно бы этот напиток был настолько важен, что мог изменить его жизнь. Казалось, его принуждают к какому-то решению. Из пепельницы, стоявшей рядом с бокалом, поднимался белый дым непонятной формы.

Кажется, близняшки немного похудели с того времени, как жили у меня дома, хотя точно утверждать не возьмусь. Возможно, просто показалось из-за ракурса или освещения.

Я залпом допил остатки кофе, вытащил из ящика сигарету и чиркнул спичкой. Интересно, а почему близнецы выпивают в дискобаре на Роппонги, подумал я. Близнецы, которых я знал, не ходили по снобистским дискобарам и не красили глаза. Где они сейчас живут, чем занимаются? И кто этот мужчина?