— Еще вина, дорогая?
— Тсс!
Он выключает у телевизора звук:
— Эми, у тебя доброе сердце. Я знаю, как ты восприимчива ко всем этим… оправданиям. Но каждое его слово — ложь.
— Нет, Ник говорит то, что я всегда хотела услышать. Наконец-то.
Дези поворачивается ко мне анфас, полностью закрыв собой телевизор:
— Ник устроил спектакль. Хочет выглядеть в глазах общественности милым раскаявшимся парнем. Должен признать, он отлично справляется со своей задачей. Но это не имеет ничего общего с действительностью — он даже не подумал прощения попросить за то, что избивал тебя, оскорблял. Я догадываюсь, что за власть этот парень приобрел над тобой. Что-то вроде стокгольмского синдрома.
— Знаю, — отвечаю я. Хотя на самом деле имею в виду, что всегда знаю, какие слова нужно говорить в присутствии Дези. — Ты прав. Ты целиком и полностью прав. Я давно не чувствовала себя в безопасности, Дези, и я все еще… Я вижу его и… борюсь с этим, но он столько лет меня подавлял…
— Может, не следует больше смотреть? — говорит он, гладя мои волосы, наклонившись слишком низко.
— Нет, оставь. Мне не избежать встречи с этим. Но с твоей помощью я смогу преодолеть себя.
Я вкладываю в его ладонь свою кисть. Только бы ты, мать твою, заткнулся.
«Ты самая замечательная из всех женщин. Ты заслуживаешь лучшего, нежели то, что я давал тебе прежде, поэтому возвращайся, и остаток жизни я проведу в попытках искупить вину перед тобой».
Ник меня прощает — я обидел тебя, ты обидела меня, давай вместе отыщем путь к примирению. А что, если его раскаяние чистосердечно? Ник хочет, чтобы я вернулась. Ник стремится снова обрести меня, чтобы ухаживать за мной. Ник мечтает провести оставшуюся жизнь в заботах обо мне, как я того заслуживаю. Звучит заманчиво. Мы могли бы вернуться в Нью-Йорк. После моего исчезновения продажи серии «Удивительная Эми» поползли вверх — три поколения читателей вспомнили, что любят меня. Мои жадные, глупые, безответственные родители снова положат деньги в мой «стабилизационный фонд». Все отдадут, и с процентами.
На самом деле, мне хочется вернуться к прежней жизни. Точнее так: к прежней жизни с новым Ником. С Ником, осознавшим понятия «любовь», «честь» и «долг». Возможно, он усвоил урок. Возможно. Я мечтала (в тесной комнатушке в Озарке, в особняке-западне Дези хватало свободного времени, чтобы помечтать) о том Нике, каким он был в первое время нашего знакомства. Раньше я думала, что буду мечтать о том, как Ника трахнут в задницу в тюрьме, но, оказывается, желание мести постепенно отступало. Я вспоминаю те далекие-далекие дни, когда мы лежали рядом в постели — обнаженные тела на прохладной простыне. Ник смотрит на меня не отрываясь, его палец легонько скользит по моей челюсти, от подбородка к уху, вынуждая меня извиваться; щекочет мочку, а потом пробегает по всем изгибам уха и касается волос. Ник захватывает одну прядь, как сделал, когда мы поцеловались в первый раз, и дважды нежно дергает, как будто звонит в колокольчик. И он говорит: «Ты удивительнее любой книги, ты удивительнее всего, что может быть создано человеческими руками».
Ник «приземлял» меня. Он не походил на Дези, который доставлял мне все, что пожелаю (например, вино или тюльпаны), вынуждая сделать так, как хочется ему, — полюбить его. Ник просто хотел, чтобы я была счастливой, и больше ничего. Может, я заблуждаюсь, конечно, и все дело в его лени. «Я хочу, чтобы ты была счастлива, Эми, — просто потому, что это облегчит мне жизнь». Возможно, я несправедлива к нему. Ну ладно, справедлива, но слегка ошибаюсь. Ни один человек, который любит, не действует согласно утвержденному плану. Так с чем же мне сравнивать?
И вот в чем заключается правда. Пришлось пройти через страшные испытания, чтобы это осознать. Мы с Ником дополняем друг друга. Чего у меня легкий переизбыток, того у него — небольшой недостаток. Я, как шиповник, ощетинилась колючками из-за лишка родительской заботы, а у него миллион колотых ран от отцовских обид. И мои шипы идеально сочетаются с ними.
Я должна вернуться домой.
Ник Данн
Я проснулся на кушетке в доме сестры, страдая от похмелья и желания собственными руками удавить жену. Такое со мной бывало довольно часто после того общения с полицией. Я воображаю, как отыскал Эми, расположившуюся в шезлонге со стаканом ананасового сока на каком-нибудь курорте Западного побережья. Ее заботы и тревоги воспарили куда-то ввысь, к безукоризненно синему небу, и тут появляюсь я — грязный и вонючий после долгого путешествия без удобств. Я вырастаю перед ней, заслоняя солнце, и жду, когда же она заметит меня, а потом сжимаю пальцы вокруг совершенного горла с его сухожилиями, трахеей и пульсирующими венами и медленно душу. При этом мы глядим в глаза друг другу и наконец-то приходим к взаимопониманию.