Исчезнувшая

— Я хочу сказать, — продолжал я, — что это приятно, быть рыцарем на белом коне, героем, только надолго тебя не хватает. Я не мог сделать ее счастливой насильно, да она и не хотела быть счастливой. Поэтому я считал, что она должна взять на себя некоторые бытовые мелочи…

— Например, кошачий лоток, — вставила Ронда.

— Именно. Чистить кошачий лоток, покупать продукты, вызывать водопроводчика, чтобы не сходить с ума от капающего крана.

— Вау! Это что, правда похоже на счастье?

— Но хоть что-то должна делать жена, нет? Нельзя же целыми днями сидеть сложа руки и ждать, когда придет муж и займется хозяйством! — Я повысил голос, осознавая, что выгляжу рассерженным, хотя и справедливо возмущенным. Но выглядело все очень естественно. Начав с маленькой лжи о кошачьем лотке, я исторгал чистую правду, внезапно догадавшись, почему преступники столь разговорчивы. Ведь это так приятно — поведать историю твоей жизни незнакомцу, который не отмахнется от нее как от некой чепухи, а будет внимательно слушать. «Или притворяться, что внимательно слушает», — поправил я себя.

— А ваш переезд в Миссури? — спросила Бони. — Вы привезли Эми против ее воли?

— Против воли? Нет. Мы поступили так, как должны были поступить. Я остался без работы. Эми осталась без работы. Моя мама сильно болела. Я сделал бы то же самое для Эми.

— Так благородно с вашей стороны, — пробормотала Бони.

Она вдруг стала похожа на мою жену. Та тоже произносила спорные, двусмысленные фразы тихим голосом, с придыханием. Так, чтобы я слышал их, но не был в этом уверен. А когда я переспрашивал: «Что ты сказала?» — отвечала: «Нет, ничего».

Я ослепительно, во весь набор зубов, улыбнулся Бони, а потом задумался: «Вдруг это часть ее замысла? Детектив хочет знать, как я разговариваю с недовольной мною женщиной».

— А вы не могли бы нам пояснить, независимо от того, работала Эми или нет, каково было ваше материальное положение? — попросил Джилпин.

— Не так давно у нас начались проблемы с деньгами, — признался я. — Когда мы поженились, Эми была не бедной, очень даже.

— Ну да, — кивнула Бони. — Те книги об «Удивительной Эми».

— В восьмидесятых и девяностых ее родители гребли деньги лопатой. Но постепенно издательский бизнес зачах. Популярность серии пошла на спад. Родителям Эми пришлось одалживать деньги у нас, чтобы не вылететь в трубу.

— То есть у вашей жены?

— Да, совершенно верно. А на остатки «стабфонда» Эми мы приобрели бар, который с тех пор дает нам средства к существованию.

— Значит, когда вы женились на Эми, она на безденежье не жаловалась, — подвел итог Джилпин.

Я кивнул. Мне история казалась почти героической — муж сохранил верность жене, несмотря на материальные трудности и жизненные испытания.

— И вы привыкли жить в достатке.

— Да мы просто шикарно жили поначалу.

— И теперь, когда жизнь дала трещину, вам пришлось отказаться от привычного стиля жизни. Что вы на это скажете?

Неожиданно я понял, что весь мой рассказ был сплошной ошибкой.

— Ник, мы тут поинтересовались вашим финансовым положением, — заговорил Джилпин, умудрившись превратить обвинительный тон в участливый. — И оно не выглядит безоблачным.

— Бар приносит стабильный доход, — заверил его я. — Но в любом новом бизнесе требуется от трех до четырех лет, чтобы рассчитаться с кредитами.

— Вот именно ваша кредитная карточка и привлекла мое внимание, — сказала Бони. — Двести двенадцать тысяч долларов задолженности. Когда я это увидела, у меня аж дух захватило. — Она протянула пачку чеков, исчерканных красными чернилами.

Мои родители с предубеждением относились к кредитным карточкам — использовали их лишь в исключительных случаях и исправно пополняли счет каждый месяц. «Мы не покупаем того, за что не можем заплатить» — вот девиз семьи Данн.

— Но мы не… Я никогда… Не думаю, что Эми могла… Можно мне посмотреть? — запинаясь, попросил я, в то время как от низко пролетевшего бомбардировщика задрожали оконные стекла.

С растения, стоявшего на подоконнике, слетели пять красивых бордовых листков. В течение томительных десяти секунд мы наблюдали, как они опускаются на пол.

— Кстати, в той грандиозной потасовке, которая здесь якобы произошла, — с неприязнью пробормотал Джилпин, — ни одного лепестка не упало.

Приняв бумаги из рук Бони, я таращился на свое имя, написанное в разных версиях — Ник Данн, Лэнс Данн, Лэнс Н. Данн, Лэнс Николас Данн. И добрая дюжина чеков на разные суммы: от шестидесяти двух долларов и семидесяти восьми центов до сорока пяти тысяч шестисот двух долларов и тридцати трех центов. Все платежи были просрочены, и неприкрытая угроза читалась вверху каждой бумажки: «Оплатить немедленно!»

— Срань господня! Тут же какое-то мошенничество! — воскликнул я. — Это не мое. Вот, смотрите, некоторые счета совсем неправдоподобны. Я никогда не играл в гольф! А заплачено больше семи тысяч зеленых за набор клюшек. Кто угодно вам подтвердит: я в самом деле никогда не играл в гольф. — Я постарался это высказать самоукоряюще: мол, вот еще одно дело, в котором я не ах, — но детективы не клюнули.