Исчезнувшая

Я сказала, что думала специализироваться на междисциплинарных исследованиях.

— Это означает, что ты выберешь по ходу дела. — Она поместила три блузки в комод, сделала пируэт и в итоге снова оказалась у чемодана. — Хиллхаус — рай для ребят вроде нас. Более традиционные персонажи тут не задерживаются — ну, знаешь, будущие топ-менеджеры, юристы и врачи. Те, кто хочет, чтобы на каждый вопрос был всего один ответ. Время от времени у нас заводится пара-тройка таких, но быстро переводятся куда-нибудь или просто вылетают.

— Совсем?

— Некоторые совсем. Это место их деморализует. Некоторые люди не в состоянии управиться со свободой. — Она взяла жакет и протанцевала к стенному шкафу. — Наряды у тебя классные, но уж слишком новые на вид. Ну, это мы быстро поправим.

Я расставляла книги на полке возле моего письменного стола. У Бернадетты на книжной полке валялись перья, камушки, кусочки стекла и россыпь катушек всех цветов.

Она терла пилкой для ногтей колени моих новых вельветовых джинсов. Когда я спросила зачем, она объяснила, что подвергает джинсы «стрессу», чтобы они выглядели «обитаемыми».

— А чего ты решила поступать зимой, вместо того чтобы подождать до осени?

Мы с мае обсуждали, как справляться с такими вопросами.

— У нас в городе пропала девочка. Родители решили, что мне самое время уехать.

(Позже, когда я рассказала ей, что, когда я еще жила на севере, мою лучшую подругу убили, Бернадетта долго ходила под впечатлением. «У тебя такая драматичная жизнь», — сказала она.)

Сейчас же она произнесла:

— У тебя мама красивая.

Вернувшись к чемодану, она извлекла мой брючный костюм из метаматериала. Мае возражала и позволила мне его взять, только когда я привела сильный аргумент, что мне может понадобиться сделаться невидимой в новом окружении.

— В таком можно на работу устраиваться.

— Это для особых случаев. — Я следила, как она несет его к шкафу и вешает, — мне не хотелось, чтоб и этот костюм «подвергли стрессу».

— А чем твой папа занимается? — спросила она.

— Он ученый. — Я сложила носки и белье в ящик комода. — Он редко бывает дома. Как бы приезжает и уезжает.

— Знакомо. Мои развелись три года назад.

Я взяла большой сверток из коробки, приехавшей со склада в Саратога-Спрингс, срезала бумагу и пузырчатую упаковку и извлекла мою любимую лампу. Фарфоровый абажур казался гладким, но если включить ее в сеть и повернуть выключатель, на панелях абажура возникали ярко раскрашенные птицы.

— О-о-о, — выдохнула Бернадетта.

— Мне ее мама купила. Она стояла у моей кровати с младенчества, — сказала я, аккуратно ставя лампу на столик рядом с койкой. — Если я просыпалась ночью, я включала ее и разговаривала с птицами. У них есть имена.

— Какие? — Бернадетта подошла и провела пальцами по абажуру.

— Не скажу. — Я не хотела, чтобы она смеялась надо мной. Имена были из волшебных сказок: голубь был Золушкой, а кардинал — Краснозорькой.

— По крайней мере, ты доверяешь мне настолько, что сказала, что дала им имена. — В ее голосе слышалась тоска. Видимо, немногие доверяли ей настолько.

Когда мы вечером пошли на ужин, Бернадетта встала во главе столика в кафетерии и так громко произнесла: «Объявление!» — что весь зал затих.

— У нас новенькая! — крикнула она. — Встань, — шепнула она мне.

В подвальном кафе, где пахло капустой и жареными овощами, сидело около сотни студентов. Я не хотела вставать.

Я встала.

— Это Ари Монтеро, — провозгласила Бернадетта. — Моя новая соседка из Флориды.

Кое-кто захлопал, другие принялись отпускать комментарии, слившиеся в неразборчивый гул. Двое или трое засвистели и завыли, что я восприняла как комплимент.

— Как долго продержится эта, Берни? — бросил юноша с короткими светлыми волосами.

— Заткнись, Ричард. — Бернадетта уселась рядом со мной. — Он президент клуба соцэкологии, — сказала она. — Членов там полторы штуки: он и его девушка.

Я не стала уточнять, кто из них половина.

Наутро я приняла участие в кратком семинаре по ориентации. Вновь поступивших было всего трое, и наш «посредник», молодой человек по имени Джек, сказал:

— Будь это осенний семестр, я бы велел вам посмотреть налево и направо и спросить себя, которые двое из вас не будут здесь через четыре года. Но поскольку вас всего трое, это было бы жестоко.

Один из новичков спросил:

— Что, уровень отсева так высок?

Ответа Джека я не услышала. Я смотрела на своих товарищей-новеньких и гадала, которые двое из нас исчезнут.

Джек прошелся по нашим учебным и рабочим расписаниям. Я уже решила записаться на курсы по литературе, философии и физике, а накануне вечером Бернадетта уговорила меня записаться на американскую политику, куда ходила сама.

— Преподша по американской политике, может, и зануда, но у нас будут выходы в поле, — говорила она. — Тебе надо еще записаться на инвайроменталистику — они ходят в ночной поход на болото Окифиноки.

— Может, в следующем семестре, — пообещала я.

Джек назначил меня в команду по переработке отходов.

— В конюшнях все забито, — объяснил он. — Лошадей любят все, а мусор никто.