– Так обычно бывает, когда дело касается денег, – пожал плечами Сухарев. – Сколько времени прошло, а люди продолжают гибнуть. Сын Кочемасова – не последняя жертва, я думаю.
– Вы знаете, почему он взял бомбу и пошел с ней в метро?
– Нет. А вы?
– И я не знаю, – прикинулся Дружинин. – Вы его хорошо знали, кстати?
– Да. Славный был мальчик. И то, что с ним произошло, никак не укладывается у меня в голове.
– Он был сильным?
– То есть?
– Его можно было запугать?
– Запугать можно любого.
– Вы уверены?
– Абсолютно! Если человек не боится за себя, то боится за своих близких. Уязвимое место всегда можно найти.
– У Кочемасова-младшего такое уязвимое место было?
– Как и у каждого, я же вам сказал.
– У него, насколько я понимаю, была неустойчивая психика? – спросил Дружинин.
– Из чего вы сделали такой вывод?
– Не каждый ведь полезет в петлю. Это всегда следствие тяжелого нервного срыва. Не так ли?
Сухарев вздохнул и посмотрел в окно. Было уже совсем темно. В стекле четко отражался сухаревский кабинет.
– Мне это самоубийство, если откровенно, весьма подозрительно, – признался Сухарев.
– А именно?
– Было ли самоубийство? – ответил вопросом на вопрос Сухарев и внимательно посмотрел на гостя.
– Но ведь официально сообщалось…
– Мало ли что сообщается.
В наступившей тишине было слышно, как трезвонит в приемной телефон.
– Вы имеете представление об условиях содержания заключенных в наших тюрьмах? – осведомился Сухарев. – Хорошего там вообще мало, но самое тяжелое – это страшная скученность. Люди едва ли не на головах друг у друга сидят.
Он помолчал, давая возможность Дружинину осознать сказанное.
– Есть, конечно, и такие, кто сидит в камере один, – смертники. Приговоренные к высшей мере. Последняя привилегия, так сказать. А все остальные – как в муравейнике. Так вот, хотелось бы понять, как в этом муравейнике Петя Кочемасов мог незаметно раздобыть веревку, сделать петлю и повеситься? Человек собрался вешаться, а никто вокруг этого даже не заметил. Вот загадка! А вы говорите – самоубийство…
Глава 17
В спортзале было людно и шумно – как всегда на тренировке. Даже когда в зал вошел Удалов, никто из бойцов «Антитеррора» не оставил своих занятий – не принято было.
Удалов подошел к Дружинину. Тот сражался со штангой и даже побагровел от напряжения.
– Брось ты ее, – сказал Удалов. – Пойдем поговорим.
Вышли в коридор. Дружинин поводил плечами, разогретые мышцы бугрились.
– Что с Шаповалом? – осведомился командир.
– А что с Шаповалом? – удивился Дружинин.
– Разве он тебе ни о чем не говорил? Собирается подать рапорт об увольнении.
– Ах, это. Говорил, конечно, что хочет уйти. Я, если честно, не поверил, что все настолько серьезно. И про рапорт ничего не слышал.
– Причину ты знаешь?
– Догадываюсь.
– Мне скажешь?
– Особого секрета нет, – усмехнулся Дружинин. – Не запрещали бы семьями обзаводиться – и люди из группы не уходили бы.
– Значит, он к свадьбе готовится?
– Пока что только планы строит.
Они вышли на улицу. С деревьев облетали листья. Желтый ковер покрыл землю. От листвы исходил осенний прелый дух.
– Почему нам нельзя жениться, Федор Иванович?
– Запрещают.
– Кто?
– Начальство.
– Да почему?
– Да потому, что мы ежедневно головой рискуем, Андрей. И чтобы не плодить вдов и сирот…
– Не так уж часто у нас люди гибнут.
– Но ведь гибнут же!
Удалов сделал характерный жест рукой, будто что-то от себя отодвигал. Дал понять, что эта тема исчерпана.
– Как у тебя с делом Кочемасова?
– Так, есть кое-что, – ответил Дружинин.
– Мне уже Аникин звонил, интересовался, почему ты с ним не связался до сих пор. Там от тебя ждут сведений, как я понял. Ты позвони ему.
– Надо напрямую Крамаренко на него вывести.
– Мы уже с тобой говорили о Крамаренко! Пока с ним не все ясно…
– С ним давно уже все ясно, Федор Иванович. Напрасно мы его подозревали.
– Откуда ты знаешь?
– Он не единственный, кто знает подробности кочемасовского дела. У меня уже несколько таких посвященных набралось: жена Кочемасова, друг Кочемасова – его фамилия Сухарев… Наверняка и другие найдутся.
– Но это ведь близкие Петру Кочемасову люди…
– Ясное дело, что Петю Кочемасова не они шантажировали. Они могли быть просто источником информации. Правильно? Где-то что-то неосторожно сказали – вот и дошло до чужих ушей. С Крамаренко подозрения надо снять, это однозначно.
– Мне он кажется подозрительным, – настаивал Удалов.
– А мне подозрительным кажется Сухарев. Давайте еще и его будем проверять.
– Ты не иронизируй.
– Я вполне серьезно говорю, Федор Иванович. Знаете, какую здравую мысль высказал Сухарев в разговоре со мной? Он сказал, что запугать можно любого человека.
– Он прав.
– Конечно, прав, – согласился Дружинин. – Особенно в следующем: даже если человек не боится за себя лично, его можно припугнуть, пригрозив расправиться с его близкими. Каков пассаж, а? Вам это ничего не напоминает?
Удалов внимательно посмотрел на Дружинина.
– Петю Кочемасова ведь так и запугивали, – вспомнил он. – Угрожали расправиться с его сестренкой.
– Вот именно.
Оба помолчали, размышляя.
– Так ты думаешь, что это он – Сухарев? – спросил Удалов.