Исчезнувшие близнецы

– Мне очень жаль. Я мало где бываю, почти не могу передвигаться. Я хожу в синагогу, если кто-то поможет мне туда дойти. Если нет – сижу в своей комнате и читаю. Но Якова я не встречал. – Он поднял вверх сучковатый указательный палец. – Ты должна спросить в юденрате. У них все списки: они точно знают, кто здесь, а кого нет.

– Юденрат?

– Это Еврейский совет. В его обязанности входит ведение всей документации, поэтому они знают, кто здесь живет, кого выслали, кого отправили на работы, а кто так и не вернулся. Каждый день они подают немцам списки и такие же вывешивают у Городского совета. Ты смотришь этот список и если находишь там свою фамилию, то наутро являешься на городскую площадь, чтобы отправиться на работы. Иногда в конце дня ты возвращаешься домой, иногда отсутствуешь целую неделю, но бывало, что люди вообще больше не появлялись.

От его рассказа у меня мурашки побежали по коже.

– В юденрате, в этом Еврейском совете, сознательно составляют эти списки для немцев?

– Нельзя винить членов юденрата, у них нет выбора. Не они дергают за веревочки. Мне кажется, что они в общем и целом хорошие люди и стараются, как могут. Они – наше связующее звено с нацистским командованием. Если бы не они, не было бы гражданской организации, некому было бы общаться с нацистами. Но, по большому счету, ты права: они помогают нацистам насаждать свои приказы. Когда будешь наводить в юденрате справки о своей семье, проси встречи с Мейером Капинским.

Йосси дал мне адрес и сказал, что вероятнее всего застать Капинского перед обедом.

– Обычно днем у них собрание, которое длится до захода солнца. Они не хотят нарушать комендантский час.

Я покачала головой:

– Днем я не могу, я должна быть в Цеху. Вы не могли бы поспрашивать для меня? Если не трудно, просто спросите у пана Капинского о Якове и Ханне Шейнман и маленьком мальчике-инвалиде по имени Милош. А я вернусь завтра вечером, и вы мне все расскажете.

Йосси погладил меня по голове:

– Конечно, конечно. Возвращайся завтра, и я расскажу тебе все, что удастся узнать. И можешь жить в этом уголке сколько пожелаешь. – Он засмеялся. – Или пока не найдешь место, где переночевать. Место, которое не придется делить с мышами. Будь осторожна.

Я искренне поблагодарила его, сунула вещмешок под голову вместо подушки и заснула.

На следующее утро я проснулась от резкого тычка в бок. Надо мной стоял Йосси. В комнате было темно, только тонкая полоска света просачивалась со стороны лестницы.

– Просыпайся давай, – сказал старик. – Солнце уже встало. Нельзя опаздывать в Цех. За опоздание тебя накажут.

– А здесь есть где умыться?

Он покачал головой:

– Пойдешь по улице, там фонтан. В доме воды нет. Только в фонтане.

Я помчалась в Цех и в семь часов уже сидела за швейной машинкой. К моему рабочему месту поднесли рулон материи, и я начала работу. В полдень объявили перерыв, дали краюху хлеба с сыром и маленький кусочек колбасы – я уже проголодалась не на шутку. Еще я познакомилась с сидящей рядом молодой женщиной. Марця, худенькая невысокая девушка с тонкими белокурыми волосами и высокими скулами, была родом из городка Тшебиня, что в пяти километрах от Хшанува. Я знала этот городок, там находился железнодорожный вокзал.

В первый день войны немцы бомбили Тшебиню, уничтожили и вокзал, и б'oльшую часть города. Она рассказала, что ее семью раскидало по миру, – кто-то оказался в России, кто-то отправился на север, – но ее мама осталась в Тшебине. Марця пришла в Хшанув в поисках работы. Она каждое воскресенье шла домой пешком и возвращалась назад. Даже несмотря на снегопад. А в будние дни она снимала комнату в гетто.