Исчезнувший

Ингрем оцепенел. Он стоял перед Роудбушем не в силах шевельнуться. Президент махнул рукой.

— Но все это сейчас уже ненужные слова, — продолжал он. — Дело в том, Артур, что вы исходили из неправильной предпосылки. Что это была за предпосылка, я не знаю, но, видимо, она была в корне ошибочна… Стив Грир с самого начала действовал с моего согласия и одобрения. Его миссия сулит очень многое Соединенным Штатам и всему миру. О результатах ее мы узнаем завтра.

Он скрестил на груди руки, не спуская глаз с Ингрема. Во взгляде его была враждебность и в то же время — или это мне почудилось? — жалость. Роудбуш был не из тех людей, кому доставляет удовольствие унижение ближнего.

— Так вот, Артур, — сказал он, — я только предупреждаю вас, хотя ничего еще не могу сказать наверняка, — вы совершите трагическую ошибку, если объявите завтра о своей отставке.

— А я думаю, вы заблуждаетесь, — ответил Ингрем. — И уверен, что ошибку совершаете вы.

— Вот как?

— Да, сэр, — Ингрем опомнился и перешел в атаку. — Когда страна узнает, что мы лишились важнейших разведданных из-за того, что вы свернули операцию «Мухоловка»… Когда страна узнает, что накануне переворота в Китае вы запретили своему штабу разведок обсудить этот вопрос, имеющий огромное значение для Соединенных Штатов… Когда страна узнает…

— Уверяю вас, Артур, — перебил его президент, — чем больше вы получите места в печати, тем глупее будете выглядеть. Но в свете грядущего сомневаюсь, чтобы вам предоставили много места.

— И все же я рискну, — отрезал Ингрем. — Когда всплывут все факты, я думаю, вы поймете, что недооценивали свой народ.

Трудно было разобраться, кто из противников одержал верх. Предельное напряжение обоих говорило, что ни тот, ни другой не уверен в себе до конца. А моя интуиция потонула в потоке новых впечатлений и неожиданных фактов.

Роудбуш пожал плечами.

— Кто из нас прав, пока не ясно. Однако ради дела, которое я считаю главным, а также ради своей политической репутации я бы не хотел, чтобы воду мутили посторонние стоки, вроде Артура Ингрема. Но если вы настаиваете, что ж, продолжим борьбу! Но предупреждаю: вам несдобровать.

— Разрешите удалиться, господин президент?

— Разумеется.

Не говоря больше ни слова, Ингрем повернулся и направился к двери. Когда он уже взялся за ручку, президент сказал:

— Это будет вашей самой страшной ошибкой, Артур.

Ингрем оглянулся.

— Или вашей, господин президент.

Он расправил плечи, вышел и решительно закрыл за собой дверь.

Роудбуш покачал головой.

— Слава богу, с этим покончено.

Я хотел встать, но президент удержал меня. Он вернулся за свой письменный стол, скинул пиджак и повесил его на спинку кресла. Затем сел и откинулся с видимым облегчением.

— Джин, — сказал он, — этот разговор надо сейчас же записать. Не уединиться ли вам на часок в кабинете наверху? Джилл как-нибудь справится в вашей лавочке.

— Это не лавочка, — сказал я. — Это сумасшедший дом.

— Завтра будет еще хуже. — Он полистал свой настольный календарь. — Давайте-ка посмотрим. Наше джентльменское соглашение, — кстати, мы с вами, наверное, последние джентльмены — истекает когда?

— Девятого октября. В субботу.

Это я знал и не заглядывая в календарь.

— Неувязка, — сказал он. — Если все пойдет как задумано, вы все узнаете завтра… Джин, я должен перед вами извиниться. Несмотря ни на что, вы работали великолепно и доказали свою преданность. Я хотел довериться вам с самого начала, но не мог. Миссия Грира была слишком важной и сложной. Малейшая утечка информации могла оказаться роковой.

— Да, мне пришлось туго, — сказал я.

— Понимаю. Но вы были неодиноки. Почти никто из правительства ничего не знал. Это было самой строжайшей тайной со времен Манхэттенского проекта, и посвящено в нее было гораздо меньше людей. Мы исходили из принципа: привлекать к делу только абсолютно необходимых… Я хочу поблагодарить вас за поддержку. Насколько мне помнится, мы за все это время поругались всего два раза. Вы терпеливый человек, Джин.

— А до завтра все-таки придется ждать?

— Да, — он посмотрел на свои часы. — Еще примерно двадцать часов. Однако за это время вам надо кое-что подготовить. Я хочу представить группу людей — среди них будут иностранцы — на очередной пресс-конференции в госдепартаменте. Впрочем, не совсем очередной и к тому же не совсем обычной. Я хочу изложить нашу историю, не отвечая на вопросы прессы. Материалов им хватит и так… Время я бы назначил около полудня. Лучше — поближе к часу. И я хотел бы, чтобы радио и телевидение… Кстати, это главный вопрос: успеют они подготовиться, если мы оповестим их часа за два-три до пресс-конференции?

— Вы хотите сказать: оповестим, не упоминая о Грире?

— Почему же. К тому времени вы сможете объявить всем, что будет сделано важнейшее сообщение по делу Грира.

— В таком случае не беспокойтесь, — сказал я. — Но мне нужно по крайней мере три часа форы, чтобы они там на теле— и радиостудиях успели изменить программы и подготовиться.

— Три часа у вас будут, — успокоил меня Роудбуш. — Итак, ориентировочно пресс-конференция в полдень. Исходите из этого.