Исчезнувший мир

– Так он грабил свой народ, чтоб другой кормился рот.

Мама подошла к нам проверить, спим ли мы, и едва слышным шепотом сказала отцу:

– Так не может больше продолжаться, надо что-то делать, меня беспокоит даже не стесненность, в которой мы живем, а уродующую душу нищета, в которую мы погружаемся.

Достаток в семье закончился, когда в министерстве, где работала мама, прошли сокращения сотрудников и зарплат. Страна запустила в космос первый спутник, новые технологии требовали денег, экономия затронула и министерские структуры. Мама стала домохозяйкой и в нашей семье, живущей на одну зарплату отца, поселилась бедность.

Нищета в российских семьях, где двое детей, а работаем только отец, продолжает оставаться нормой. Подаренное на день рождения платье было счастьем. Я пошла в школу, моя подруга училась музыке, и когда я приходила к ней, она садилась за фортепьяно и играла гаммы. Дома я воображала, что подоконник это клавиши фортепьяно и мои пальцы бегали по клавишам, извлекая из подоконника чудесные звуки. Однажды, за этим занятием меня застала мама, она прижала меня к себе, а я спросила, могут ли мне купить пианино, чтобы я тоже могла учиться музыке.

– Не беспокойся, мы что-нибудь придумаем, – сказала она.

По ночам я слышала, как родители о чем-то долго шептались, мама не кричала, не билась в истериках, как сейчас это делают молодые не удовлетворенные жизнью женщины, а очень тихо что-то обсуждала с отцом. Потом они писали какие-то письма, заполняли анкеты, ожидание чего-то важного продолжалось почти полгода.

– Вопрос с отъездом решен, – отец говорил очень тихо, но я расслышала шепотом сказанную фразу. Боясь вспугнуть грядущие перемены, я не стала расспрашивать.

С этой минуты время превратилось в ожидание, и однажды весной мама сказала:

– Мы едем в Германию, отца посылают на работу в ГДР.

– К фашистам? – в ужасе спросила я.

– Нет, там уже нет фашистов, и ты скоро сама в этом убедишься.

Прыгая от радости, я прибежала к подруге, которая играла гаммы, и с восторгом сообщила:

– Мы едем в Германию!

– Мы тоже скоро поедем в Китай, – сказала подруга, поджав губы.

После войны ее отец несколько лет работал в Китае, и семья трепетно хранила эти воспоминания.

– Да, мама, ведь правда поедем? – обратилась она к матери.

– Поедем с печки на лавку, – услышала я бурчание в ответ, понимая, что моя радостная весть никого не радует.

Мы начали готовиться к отъезду, неожиданно выяснилось, что у нас нет приличной одежды. Родители взяли деньги в кредит, мы поехали в «Детский мир», самый большой магазин в Москве. Приближалось лето, мне купили платье из тонкой почти прозрачной ткани цвета морской волны, расшитое мелкими яркими цветочками. Осталось купить туфли, но традиционные сандалии на тонкой почти картонной подошве были слишком простенькими, выбора в магазине практически не было и мне купили бежевые туфли на толстой резиновой подошве.

Чувствуя себя принцессой, гордая я вышла во двор похвастаться обновками. Цветочки на платье, вышитые красными, желтыми, зелеными нитями переливались в лучах солнца.

Двор, окруженный шестиэтажными домами, был полон детей, которые прыгали, разглядывая мои обновки, и вдруг кто-то закричал:

– Корочки на микропорочке!

Стая детворы подхватила и уже весь двор, прыгая вокруг меня, кричал:

– Корочки на микропорочке!

В слезах я прибежала домой, потрясенная взрывной агрессией двора, хотя в глубине души понимала, что эти туфли совершенно не подходят к нарядному платью.

Путешествие в неизвестный мир

Через день поезд увозил нас с Белорусского вокзала на запад в восточную Германию, которая тогда называлась ГДР. В Бресте поезд приподнялся в воздухе, для замены колесных пар на западную колею железной дороги.

Поезд опустили на новые рельсы, и он помчал нас на запад.

Глядя из окна купе, мама неожиданно сказала:

– А ведь я уже проезжала по этой дороге.

– Когда? – удивилась я.

– Во время войны. Осенью сорок первого года на последнем курсе медицинского училища меня призвали медсестрой на фронт. На санитарных поездах, их называли «Летучками», мы вывозили раненых с фронта.

– Папа, ведь ты тоже был на фронте, – я повернулась к отцу.

– Да, только я воевал на Дальнем Востоке, служил на торпедных катерах и подводных лодках.

– Я вспомнила! Ты уезжал на военные сборы и присылал нам фотографии, в морской форме с кортиком на поясе на фоне памятников в каком-то городе, а мама ждала твои письма и часто плакала по ночам.

Я сфотографировался в первый день, как мы приехали в город, потом уже было не до этого.

– Это был Измаил, – сказала мама и вышла из купе в коридор вагона.