Исчезнувший мир

Так хищник дополз до самого последнего дерева и приготовился к прыжку. Когти воткнулись в землю, мощное тело на мгновение напряглось, а взгляд впился в тело жертвы. Когда, наконец, он оттолкнулся от земли, в воздухе неожиданно раздался предупреждающий писк.

Издала его маленькая обезьянка из рода тетониус. Она качалась на конце ветви, наклонившейся в глубь прогалины, на которой спокойно насыщался тапир гелалетес. И как раз в тот момент, когда хищник оттолкнулся от земли, чтобы одним прыжком повергнуть тапира на землю, на нем остановились вытаращенные глаза обезьянки. От испуга она быстро предупреждающе пискнула, и к ее голосу сразу же присоединились голоса ее сородичей.

Из-за писка обезьяны хищник на долю секунды оторвал глаза от тапира. Тот мгновенно перестал есть, поднял голову и, увидев хищника, отскочил, так как на бегство уже не имел времени. Но и этого незначительного уклоняющего движения было достаточно, чтобы оно спасло животное. Хищник в мощном прыжке упал на уже пустое место и прежде чем опомнился, тапир уже убегал за своими сородичами к недалекому болоту, и вскоре все они исчезли в непроходимых дебрях буйной растительности.

Синоплотерий стоял без движения на месте. Он с силой хлестал длинным хвостом, бил им по бокам, в глазах его была дикая злоба. Убежавшую добычу он не преследовал: раз не настиг ее в прыжке — значит, потерял навсегда.

Недалеко на ветвях деревьев взволнованно прыгали маленькие обезьянки. Все время испуганно вскрикивали писклявыми голосками и не затихли до тех пор, пока хищник не исчез в полумраке леса. Растревоженный неудачей на охоте и мучимый голодом, который давал о себе знать все сильнее, он долго бегал по лесу. Однако нигде не нашел ничего, чем мог бы насытиться.

Покинув лес, он направился в степь, чтобы там испытать охотничье счастье. Но и здесь долго охотился впустую. Голод продолжал терзать его, когда он неожиданно увидел тритемнодона, доедавшего последние куски туши орогиппуса.

Но и эти остатки первобытного конька вызвали у синоплотерия такой приступ голода, что он безрассудно бросился к тритемнодону, собираясь вырвать у него хотя бы небольшой кусок мяса.

Тритемнодон, однако, не намеревался добровольно отказаться от своей добычи. Ведь это была его добыча и поэтому она принадлежала только ему. Он стал сопротивляться синоплотерию и, с дикой яростью бросившись на него, вонзил острые зубы ему в горло. Подвергшийся нападению противник стряхнул его с себя и раньше чем тот вскочил, уперся в него передними ногами и разорвал ему шею. Кровь брызнула из раны и потекла по светлой шерсти побежденного.

Но побежденный не сдавался. Внезапно повернув голову, он начал бешено хватать зубами ноги противника. Тот отскочил, и этой минутной свободы тритемнодону было достаточно, чтобы быстро подняться на ноги и обратиться в бегство.

Синоплотерий не стал преследовать тритемнодона, но скромная добыча не утолила его сильного голода. Поэтому жадно проглотив остатки конька, он снова пошел на охоту.

Однако сегодня его преследовали неудачи.

Он обошел большую часть округи, но ничего не поймал, ничего не увидел. Животные, еще издали завидев его, обращались в бешеное бегство. Мелкие грызуны и насекомоядные поспешно исчезали в густых колючих кустарниках, а белки посматривали на него только с ветвей деревьев.

Раздосадованный неудачной охотой и мучимый голодом, усталый хищник уныло возвращался в свое логовище.

Солнце уже садилось за горы, когда он подошел к своей берлоге. Однако не укрылся в ней, а вскочил на плоский валун, улегся на нем и стал отдыхать.

На потемневший небосвод из глубины Вселенной медленно выплывал серебряный диск луны. Ее белый свет разлился по всему краю.

Под кронами деревьев, в кустарниках и густых зарослях, а также между скоплениями буйных трав появлялись причудливые картины, созданные беспорядочным переплетением темных и серебряных пятен, хаотическим отражением теней ветвей и листьев, через которые проникал лунный свет. Покрытая рябью вода болот и озер выглядела в лунном свете, как жидкая масса из черной краски и расплавленного серебра. Тоненькие нитки маленьких водопадов в тени утесов светились, как ослепительные белые линии.

Замолкло птичье пение, закончились скрипучие концерты саранчи и стрекочущие песни цикад, затихло жужжание мух, ос и шмелей — лишь задумчивый шум текущих вод и старых лесов тихо разносился над засыпающим краем…

Из полумрака зеленых зарослей на поляну, залитую лунным светом, вышли удивительные животные размером с носорогов, но обликом напоминающие скорее слонов. Это были уинтатерии.

Среди млекопитающих было мало чудовищ, подобных уинтатериям. Они относились к давно вымершим копытным.