Исчезнувший

Там было совершенно пусто и тихо — только в ее ушах звучал издевательский смех убийцы.

Пять минут спустя Амелия уже сидела в своем «камаро» и нажимала педаль газа.

На углу Двадцать третьей улицы горел красный сигнал, но пересекающий ее поток движения был не слишком плотным, поэтому она быстро проскочила сквозь него, полагаясь не столько на тормоза или голубые огни проблескового маяка, сколько на свое умение.

Миновав перекресток, Амелия выжала педаль до самого пола и вновь разогналась до восьмидесяти. Нащупав «Моторолу», она позвонила Райму, сообщила, где находится, и спросила, что именно должна делать.

* * *

Мальэрик не спеша двигался к выходу из парка, натыкаясь на бегущих ему навстречу людей.

— Что случилось?

— Господи!

— Полиция… Кто-нибудь звонил в полицию?

— Вы слышали крики? Слышали?

Уже возле выхода он вдруг столкнулся с молодой азиаткой, с тревогой смотревшей в сторону парка.

— Не знаете, что случилось? — спросила она.

«Знаю, — подумал Мальэрик. — Погибают те, кто разрушил мою жизнь». Но он лишь нахмурился и мрачно ответил:

— Не знаю. Но кажется, что-то очень серьезное.

Он шел на запад, направляясь к своей квартире. По дороге Мальэрик совершил несколько трансформаций и убедился, что за ним никто не следит.

По плану он должен был провести ночь в городе, а утром отправиться в Европу, чтобы после нескольких месяцев подготовки возобновить свои выступления уже под новым именем. Кроме его почтеннейшей публики, ни одна живая душа не знала никакого Мальэрика, а именно под этим именем он и появится теперь на сцене. Мальэрик сожалел только о том, что не сможет больше исполнять свое любимое «Пылающее зеркало», поскольку слишком многие теперь будут отождествлять этот номер с ним. Вообще придется расстаться со многими номерами: чревовещанием, ментальными фокусами и микромагией. Столь широкий репертуар, как случилось в эти выходные, выдал бы его.

Выйдя на Бродвей, Мальэрик повернул назад, к своей квартире. Он все так же внимательно осматривал прилегающие улицы, но за ним явно никто не шел.

В подъезде он остановился и смотрел на улицу минут пять.

Пожилой человек, в котором Мальэрик узнал соседа из дома напротив, выгуливал пуделя. Проехал мальчишка на роликовых коньках. Прошли две девочки с мороженым. И все. Улица была пуста. Завтра понедельник, рабочий день. Сейчас все дома: гладят одежду, помогают детям готовить уроки… и смотрят телевизор, где Си-эн-эн дает репортаж об ужасной трагедии в Центральном парке.

Погасив свет, Мальэрик поспешил к своей квартире.

* * *

А теперь, почтеннейшая публика, наше представление заканчивается.

Но такова уж природа искусства — то, что сегодняшняя аудитория считает старым и давно известным, покажется свежим и необычным для аудитории завтрашней.

Знаете ли вы, дорогие друзья, что, вызывая на сцену исполнителя, вы не только благодарите его, но и даете ему возможность поблагодарить аудиторию — тех людей, которые уделили ему внимание.

Итак, я аплодирую вам за то, что вы почтили меня своим присутствием во время этого скромного представления. Надеюсь, я доставил вам удовольствие. Надеюсь также, что мне удалось по-настоящему удивить вас, прошедших вместе со мною эту преисподнюю, где жизнь становится смертью, смерть — жизнью, а реальное — нереальным.

А теперь, почтеннейшая публика, позвольте наконец откланяться.

* * *

Он зажег свечу и сидел на кушетке, не отрывая глаз от пламени. Сегодня Мальэрик точно знал, что оно задрожит и он все же получит сообщение.

Сидя на кушетке, Мальэрик словно в гипнотическом трансе раскачивался взад-вперед и, затаив дыхание, ждал.

Наконец пламя свечи дрогнуло. Есть!

Со мной разговаривают.

Вот оно дрогнуло снова…

И это действительно было так.

Однако пламя свечи заколебалось вовсе не от сверхъестественного воздействия духов усопших, нет — оно затрепетало под порывом свежего апрельского воздуха, хлынувшего в квартиру, когда с полдесятка полицейских группы захвата сломали тараном дверь. Они повалили на пол застигнутого врасплох иллюзиониста, а потом рыжеволосая женщина, которую Мальэрик видел у Линкольна Райма, приставила ему пистолет к затылку и ровным голосом зачитала его права.

Глава 47