Исчисление времени

На второе обычно заказывали ростбиф из филейной части по-английски, считали, что именно его упоминал А. С. Пушкин в своем романе «Евгений Онегин», называя его «ростбиф окровавленный». Можно было заказать и пие д’урс грилье сос пикант – лапы медвежьи, жаренные под соусом пикантным, или кайль сале гарни де шукрут – перепела соленые с капустой, хотя иногда брали просто гриль фрит дан ла шат а фрир – то есть ершей, жаренных в кляре – ерши навевали воспоминания о детстве Соломону, он когда-то тайно от родителей покупал их на рынке по десять штук за три копейки и сам жарил на постном масле, не желая есть традиционную еврейскую фаршированную щуку, из чувства противоречия, это чувство впоследствии и определило всю его дальнейшую жизнь.

Под стать блюдам и вина, и Соломон оставлял в «Праге» такие деньги, что на них они с Ханевским могли бы не только долгое время жить без забот и хлопот, но и приобрести, скажем, автомобиль «Победа» и даже «Волга» или купить себе дорогие костюмы – импортные или сшитые из самой лучшей ткани подпольными московскими портными, классом превосходившими всех заграничных виртуозов ножниц и иглы. Их хватило бы и на покупку трехэтажной дачи, где можно бы проводить на природе теплое время года, слушая пение птиц: овсянок, дроздов, славок и соек, а в мае месяце и соловьев, а зимой приезжать на полдня – устанавливать печи и любое другое отопление на дачах запрещалось законом, этот закон более всего вызывал недоумение у иностранных ученых юристов, изучавших «советское право» как историческое явление.

Но Соломон придерживался того убеждения, что деньги эти можно тратить исключительно на рестораны, проедая и пропивая без остатка. Часть бриллиантов Кшесинской достались Соломону не просто так, он получил их как посредник в довольно рискованных торговых операциях, и мог «схлопотать» за это лет двадцать тюрьмы, а уж тем более он не воровал их, не отнимал разбоем или хитрыми мошенническими приемами. И тем не менее Соломон не считал эти бриллианты своими, и полагал, что настоящая их хозяйка балерина Кшесинская не одобрила бы ни покупку авто, ни дачи, а вот на то, что промотано в ресторанах, закрыла бы глаза по свойственному ей женскому легкомыслию и снисходительности, обычной в среде людей искусства.

Рассказывая иногда Ханевскому об этих своих соображениях, Соломон и поведал ему историю бриллиантов Кшесинской, а уже он – мне, а я только записал на бумагу.