Исетская Академия. Дневники мертвеца (СИ)

Спустя пару часов Ланж сидела в кабинете ректора, судорожно дуя на горячий чай. Гастон с видом льва восседал у ее ног, с вызовом смотря на черного кота — фамильяра Дмитрия. Сам Онежский ходил из угла в угол, и на лице его читалось плохо скрытое раздражение.

— Вот же глупая! — воскликнул он, остановившись. — Решила в одиночку искать в лесу убийцу! Ну уж нет, ее я точно исключу! Пусть лучше дома сидит, под надзором родителей. Хотя бы в безопасности будет.

Парижанка элегантно сделала глоток, отложила чашку, и заметила:

— Не стоит торопиться, господин Онежский. Насколько я поняла, Диана влюблена в того оборотня.

— Она сама так сказала?

— Она назвала его «другом», но ее интонация в тот момент и маленькая запинка без труда позволили расшифровать ее истинное отношение к парню. Так вот, она всеми способами пыталась узнать, как он, но ей не позволили навестить «друга», и не сообщили, как он. Потому она и решилась на такой отчаянный шаг, чтобы сделать хоть что-то, а не сходить с ума, сидя в крепости.

Ректор судорожно вздохнул.

— Боль тех, кого любим, мы всегда чувствуем острее, чем собственную, — сказал он тихо, и уже громче добавил: — Вы правы, мадмуазель Ганьон. Мне стоило подумать об этом, понять, что одним запретом ничего не добьешься. Эти молодые упрямцы всегда поступают по-своему, вот и результат.

— Как себя чувствует студентка Окская?

— Без сознания.

— Как же так? — Ланж нахмурилась. — Она говорила со мной, и раны были не смертельны.

— Лекари погрузили ее в сон для исцеления, но лечебная вязь не принесла результата. Как и в случае с парнем. Не знаю, кто это сделал, но ребят словно проткнули когтями, и внутри них расползается яд. Он мешает исцелению. Боюсь, — он внимательно посмотрел на Соланж, — вам придется постараться на занятиях, обучая детей защите. Мы столкнулись с серьезной угрозой.

Глава десятая, рассказывающая о погоне в подземелье

19 сентября 1830 года по Арагонскому календарю

На следующий день после происшествия в лесу Ланж проснулась от собственного крика. В муторных снах она видела ночной лес, из которого к ней тянули руки неведомые твари. Они казались сгустками тьмы, но было совершенно очевидно, что их намерения сводятся к одной мысли: догнать ее, и порвать. Ланж убегала, не тратя сил на крики, она знала, что стены Академии спасут ее, лишь бы успеть. Оставалось совсем немного, каких-то несколько шагов, как ее грудь взорвалась болью, и от этой боли девушка проснулась.

— Что за кот с тобой случился? — взволнованно спросил Гастон, напрягая лохматый хвост.

— Ничего, — она откинулась на подушки, — плохой сон. Переволновалась после вчерашнего. Еще и Дмитрий напугал своей тревогой.

— Мне тоже не нравится это нападение. Я не учуял никого постороннего, понимаешь? Это в принципе невозможно, все живые существа оставляют запах, а мертвецы по земле не ходят.

От его слов девушку пробрала дрожь, вызывая в памяти сцены ночного кошмара — тянущиеся из тьмы бледные руки с длинными когтями.

— Да, Гастон, кем бы ни был наш враг, это живой человек из плоти и крови, и он явно использует запрещенные заклинания.

— Вот пусть наш ректор этим и занимается, вместе со своим нахальным котом-фамильяром! А мы пойдем исследовать подземелья, раз уж с лесом не вышло. Давай, Ланж, поднимайся, где твой настрой?

Девушка оделась, и поспешила на завтрак, благо сегодня проснулась пораньше. Фамильяр бодро путался у нее под ногами, еда была вкусной и сытной, и постепенно страх перед сном уступил хорошему настроению. Они с Гастоном покинули малую столовую для преподавательского состава, и, будто наперегонки, побежали к запутанной сети лестниц.

— Несолидно мы себя ведем, верно?

— Да, хозяйка, но сегодня у нас выходной, можно расслабиться перед новой учебной неделей. Вперед!

Они долго бродили по этажам, любуясь видом с лестниц, монументальностью проделанной работы над подземной частью Академии. Несколько раз они заблудились, оказались в тупиках и настолько низких ходах, что приходилось передвигаться по ним на четвереньках, но Соланж осталась довольна приключением.

В Париже ей постоянно приходилось держать марку, выглядеть идеальной и беспокоиться только о мнении других. Сейчас она карабкалась по узким тоннелям, вся в пыли, с испачканным лицом, как маленький ребенок, но от этого испытывала одно лишь удовольствие, ведь только сейчас она начала жить по-настоящему, жить для себя. Не для своих амбиций, не для родителей, не для тех, кто продвигал ее карьеру. Только для себя.

Она так увлеклась своими открытиями, что не услышала за спиной рык.

— Ты в порядке…