Декан оборотней ходил такой злой, что даже маги, ведявы и витряники не рисковали показываться ему на глаза. Онежский также не уступал ему в ярости, и вдвоем на пару они наводили ужас на всю Академию. Студенты не знали, что на самом деле случилось, и строили весьма любопытные догадки. Они сопоставили исчезновение Дианы Окской, и то рассказывали о ее исключении, то о смерти из-за несчастной любви. Тогда и всплыло много подробностей о ее неразделенных чувствах к Герману Герцогу — оборотню из богатой семьи.
Соланж тщательно отбирала подслушанные сведения, пытаясь найти только важные и правдивые. С ректором она старалась не встречаться, что было легко из-за его постоянной занятости. Однако декан магов Бунин стал проявлять к ней повышенный интерес, что сначала испугало ее, потом — разозлило, а в итоге — обрадовало. Раньше за ней толпами увивались мужчины, но за время судебного процесса и последующей травли она и забыла, что она — красивая женщина, и внимание к ней вполне естественно.
Пятого октября после ужина девушка закрылась в своей комнате, и хотела уже принять ванну, как фамильяр настойчиво закашлял.
— Что такое, Гастон? Простуда мучает?
— Твоя несообразительность, дорогая.
— Знаешь, когда ты мешком валялся на подушках, и молчал круглыми сутками, ты мне нравился больше.
— Ложь, — уверенно ответил пес. — Ты сходила с ума от страха. Теперь ты понимаешь, что чувствовал я в тот день, когда вытаскивал тебя из петли.
От жутких воспоминаний Соланж Ганьон поежилась, но на провокацию поддаваться не стала.
— Так чего ты хочешь?
— Узнать, из-за чего меня чуть не прикончили!
Украденный у Герца сверток они спрятали, и договорились, что не станут открывать до выздоровления Гастона.
— Неужели тебе не интересно, что там?
— Нет, Гастон, совершенно не интересно. Я сюда приехала не тайны исетской глуши разгадывать, а вернуться в строй, снова стать той Соланж, какой я была до трагедии с Флер. А по факту мы снова попали в передрягу, едва выжили, и теперь притворяемся, ежедневно увязая во лжи. С меня хватит, я просто хочу доработать до конца контракта, и перевестись в столицу. Там тоже есть Академия, главная во всей империи.
На самом деле завернутый в тряпки сверток страшно пугал ее, капля за каплей пропитывая сердце безнадежностью. Что бы там ни лежало — от этого следовало избавиться давным-давно, но фамильяр категорически отказывался.
— Ланж, подопечная моя бесшерстная, тот оборотень гнался за мной по всему подземелью, загнал в угол и едва не убил. Я чудом обнаружил маленький подкоп в стене, так и спасся. И я заслуживаю знать, что такого важного в этом треклятом свертке, что меня за него едва не задрали!
Француженка вздохнула, и сняла маскирующую вязь с коробки со всякой ерундой, с пугающей находкой на дне.
— Надеюсь, это что-то ценное, — завилял хвостом Гастон.
— Золотые слитки?
Фамильяр бросил на нее уничижительный взгляд.
— Слитки весили бы больше. Мне и ценные бумаги сойдут.
Оценив практичность своего друга, Ланж Ганьон создала проверочную вязь, пытаясь определить уровень опасности предмета, но магический фон был абсолютно чистым.
— У меня нет рук, но я лапами быстрей открыл бы сверток, — подначивал Гастон, и девушка уступила.
В покрытых грязью холщовых тряпках, перевязанных бечевкой, лежали старые дневники. Черная кожаная обложка сильно потрескалась, а листы приобрели такой оттенок, что стало ясно, как часто ими пользовались. Девушка брезгливо поддела первый дневник ногтем, но Гастон глухо зарычал.
— Что не так?
— От них пахнет так же, как и от Герца.
Девушка припомнила, что фамильяр бормотал в бреду.
— Гастон, что ты имел в виду, когда говорил…
— То и имел, Ланж. Герц не пах живым существом. От дневников исходит такой же запах.
— Черт, дружок, я почти поверила!
— Я не шучу, — злобно оскалился пес. — Герц был мертв.
— Послушай, — как можно мягче начала Соланж, — я понимаю, что мы оба многое пережили, и тебе особенно досталось. Но это же не повод впадать в религиозность! Черти и нежить — это сказки, выдумки Церкви. Мертвые не ходят по земле, они покоятся в своих могилах, что бы ты там ни почувствовал. Нет такой магии, которая смогла бы воскресить ушедшее за грань.
— Я не сошел с ума, Соланж.
— Но мы оба видели оборотня: он передвигался, разговаривал, соображал, чего не делают мертвые.
— Мы не знаем наверняка, потому что раньше их не видели. Но мы и Красного Бога не видели, а ведь верим в него!
— Ладно, ладно, — не спорила девушка. — Если ты считаешь дневники опасными, давай мы от них избавимся!
Фамильяр замер в нерешительности, но все же отказался.
— Нет, я хочу знать, что там.
— Воля ваша! — без энтузиазма ответила Соланж.
Она открыла первую попавшуюся рукопись, и поняла, что это продолжение. Пересмотрев несколько дневников, она нашла нужную, и они с Гастоном углубились в чтение.
«