Ищейки: Часть I (СИ)

На некоторое время в подвале воцарилось молчание. Рейке с возрастающим удивлением рассматривал нежное девичье личико будущего дока. С большими сюрпризами, однако, человек.

— Так, — подвел итоги Йон. — Ясно. Вернемся к нашему барану. Отдать тело ты не можешь по понятным причинам. Так почему бы не подкинуть его в морг или Анатомический театр, э?

— Я думал, — признался Эрех. — Но своими силами это невозможно. Театр и морги при госпиталях охраняются от кладбищенских воров, протащить его незамеченным не получится. И главное, вы представляете последствия, когда магистрат хотя бы заподозрит, что его сын был вскрыт в Анатомическом театре?

Рейке представлял. В его представлениях театр горел, причем вполне реальным, а не синим пламенем, а перед ним на ветру раскачивались тела всех, кто даже мимо прошел. Тул Ойзо был единственным и любимым сыном магистрата, старый козел его смерть не простит.

— Я решил, что единственная возможность избежать последствий, эм… моих действий, это найти убийцу. Тогда же никто не спросит, что конкретно случилось с сыном магистрата, так ведь? Если убийца найден…

Йон мальчишку понимал. Он разглядывал оттопыренные ушки новоявленного клиента и видел куда больше, чем тот хотел показать. Например, старую тужурку, слишком свободную для тощего тельца, с перелицованными и надшитыми рукавами. Гербовые пуговицы срезаны, заменены на простые, из скорлупы водяного ореха. Светлые, по-астийски густые волосы полностью сбриты и теперь отрастали, чтобы, скорее всего, вскоре быть сбритыми вновь. Сплошная экономия, одна десятая ляня в цирюльне раз в полгода. Усы и борода у астов не растут, покупать бритву парню сплошное разорение. Судя по весу, что у подзаборного кота, питается он плохо, в лучшие дни заедает сырую воду картошкой, в обычные же обходится просто водой и тем, что подкинут сердобольные санитарки. Благо внешность у него такая, пробуждающая родительские инстинкты. Так и тянет подкормить и оттаскать за уши, паршивца.

А все, что зарабатывает, он тратит на свою мечту. Йон криво усмехнулся.

Печальна судьба одаренных. То, что ребенок избран Богом как сосуд для дара обнаруживается, обычно, лет в пять. После чего приезжает телега из какого-нибудь Убежища, и ребенок навсегда покидает семью, переселяясь под холодные каменные своды. Там изо дня в день одаренный моет полы и зубрит священные тексты, а наставники розгами вколачивают в него умение пользоваться выданной Богом благодатной искрой. Годков через десять принявшего обеты ребенка выкидывают обратно, в большой и абсолютно чуждый мир, в котором он должен преданно служить избравшему его, а как это выйдет — только Богам и решать. А решения эти ведомы только самим Богам. И хорошо, что этот конкретный ребенок умудрился зацепиться в жизни, а не закончить ее на поле боя, когда в госпитальную палатку попадает криво летящий снаряд.

Да, Рейке знал, каково быть таким мальчиком. Когда-то давно он и сам им был.

— Короче, — подвел он итого. — Завтра ты что делаешь, док?

— Выходной у меня.

— Просто замечательно. Встречаемся у Восточных ворот в час Белой Собаки. Понял? С утра я еще кое-куда забегу по делам. И, кстати, давай-ка, плати мне аванс. А то знаю я вас, служителей шприца и клистира. Деньги хоть есть, э?

Деньги были, видать зарплату недавно получил. Отобрав у клиента десять лян мелочью, Йон ссыпал монеты в карман и направился к выходу из лаборатории, представлявшей собой подпол под хибарой, где жил непутевый целитель.

— А что же я есть буду? — растерянно донеслось вслед.

— А вот его и ешь, — хмыкнул сыщик, кивнув на труп. — А если серьезно, то ты это, док, не вздумай больше кромсать магистратских детей. Эй, ты меня слышишь, мелкий?

Согласный вздох был ему ответом.

За городом дождь лил еще сильнее. Густые ровные струи, словно у Отца-Небо ведро прохудилось. Человек в коляске дернул поводья, заставляя лошадь повернуть на малозаметную заросшую травой дорогу, и поежился под тяжелой тканью плаща.

Наемная лошадка неторопливо трюхала по грязи, опустив голову, а человек нервно оглядывал окрестности. Из-за погоды дорога, обычно светлая и солнечная, выглядела пугающе мрачной. Высокие, до набрякших непогодой туч, стволы кипарисов обступили узкую колею. Живые, но молчаливые свидетели его пути. Человек почувствовал, как в его душу заползает страх. Он был один, ночью в лесу, а причина, по которой ему пришлось тут быть, далека от законопослушной. Но гнев и жадность пересиливали.

Огонек хижины показался, как всегда, неожиданно, словно сам зажегся в ожидании гостя, однако облегчения не принес. Человек подъехал к покосившейся ограде, на которой мокли щербатые глиняные горшки, и некоторое время сидел, скукожившись, слушал как капли дождя стучат о плотную парусину плаща. Потом слез на землю, потрепал лошадь по шее. Привязывать ее не стал, обученное животное никуда не уйдет и будет послушно ждать его возвращения.

Человек прошел по тропинке к двери, увязая ногами в раскисшей земле, постучал условным стуком. Раз. Потом два раза. Еще раз. Дверь отворилась, стоило прозвучать последнему удару.