Ищейки в Риге

— It's a mistake, — завопил он. — It's a mistake. I am a policeman, too.[12]

Конечно, никакой ошибки не было, офицер приказал ему подняться и держать руки над головой, а затем приказал идти. Время от времени он толкал Валландера в спину дулом пистолета.

Когда они подошли к лифту, Валландер уже сдался, решив, что дело безнадежно. Сопротивление было бессмысленным, офицер застрелил бы его без колебаний. Но, пока они ждали лифт, офицер чуть отвернулся, чтобы зажечь сигарету, и тут Валландера осенило: у него появилась возможность спастись. Он бросил синюю папку к ногам офицера, одновременно со всей силой ударив его по затылку. Он почувствовал, как хрустнули суставы пальцев, боль была невыносимой, но офицер упал навзничь, а пистолет стукнулся о каменный пол. Валландер не знал, убил ли он офицера или только оглушил, но собственная рука застыла от боли. Он придвинул к себе папку ногой, засунул пистолет в карман и решил, что самое глупое — это воспользоваться лифтом. Он попытался сориентироваться, выглянув в окно, которое выходило на темный двор. Через несколько секунд он понял, что находится в стороне, противоположной от коридора полковников. Человек, лежавший на полу, начал стонать, и Валландер знал, что не сумеет еще раз ударить его так, чтобы тот потерял сознание. Он пошел по коридору, ведущему от лифта налево, надеясь, что скоро найдет выход.

Ему опять повезло: он спустился в одну из столовых и ухитрился открыть дверь кухни, плохо запертую изнутри. Он вышел на улицу, рука болела и начала распухать.

Первая встреча с Байбой была назначена на половину первого. Валландер подошел к зданию церкви, превращенной в планетарий, в парке Эспланада, и стал ждать. Вокруг высились неподвижные холодные липы. Но Байбы все не было. Боль в руке стала почти невыносимой. В четверть второго он понял: что-то случилось. Она не придет. Его сразу же охватило сильное волнение, перед глазами встало простреленное лицо Инесе, и он попытался вычислить, что же могло случиться. Неужели ищейки и их хозяева пронюхали, что Валландер, несмотря ни на что, незамеченным ускользнул из университета? Что они в таком случае сделали с Байбой? Он не смел додумать эту мысль до конца. И вышел из парка, не зная, куда идти. По ночным пустынным улицам его гнала боль. Вой сирены армейского джипа заставил Валландера броситься в подъезд, вскоре мимо него проехала милицейская машина, и ему опять пришлось искать укрытия. Папку с завещанием майора он засунул под рубашку. Ее края упирались в ребра. Похолодало; он закоченел и понятия не имел, где заночует. Другое условленное место встречи с Байбой находилось на четвертом этаже Центрального универмага. Но поскольку эта встреча была назначена только на десять утра следующего дня, то впереди оставалось больше семи часов, которые ему никак нельзя провести на улице. Валландер также понял, что руку надо бы показать врачу. Похоже, сломана какая-то косточка. Но к врачу идти нельзя. Только не теперь, когда он раздобыл завещание. На какое-то мгновение подумалось, а не попросить ли ночлега в шведской миссии, если таковая имеется. Но и эта мысль не успокаивала. А вдруг шведский полицейский, нелегально находящийся в чужой стране, будет немедленно выслан домой под надзором? Он не знал, а рисковать не хотел.

Нервничая, он решил идти к той самой машине, которая служила ему уже двое суток. Но на том месте, где они припарковали ее, машины не оказалось. Сначала он подумал, что от боли в руке у него так затуманилось сознание, что он все перепутал. А он правда поставил машину на это место? Затем он убедился, что все правильно и что, наверное, машину разломали и разделали на части, как тушу животного. Тот из полковников, который преследовал его, уже наверняка удостоверился в том, что завещание майора не спрятано в какой-нибудь из полостей машины.

Где же ему провести ночь? Внезапно навалилась апатия: он находится в глубине вражеской территории, отданный на растерзание своре ищеек, которой управляет некто, кто, не колеблясь, превратит его в мертвеца. Труп выкинут на покрытую льдом акваторию порта или зароют в каком-нибудь дальнем лесу. Комиссара охватила примитивная, звериная тоска по дому. Причина его блужданий в глухой латвийской ночи, прибитый к берегу спасательный плот с двумя мертвецами отсюда выглядел таким смутным и нереальным, точно его и не было никогда.