Ищи Колумба !

Небо мрачное, тяжелое, черное. Зловещее солнце садится в свинцовые, багровые тучи. Завтра опять будет волноваться море. Сегодня и внутри моего Замка совсем не то. Нет светящихся стройных колонн. В узкие оконца наверху попадает свет от заходящего солнца, освещая страшным кровавым светом старые черные стропила, высокую деревянную крышу. Сейчас это не волшебный Замок и не собор, в котором звучал Бах, сейчас это никому не нужный ветхий сарай, который неизвестно почему до сих пор стоит, и неизвестно, зачем я сюда пришла.

И тут вдруг я услышала какие-то странные звуки - то ли хрюканье, то ли всхлипывания и в испуге выскочила вон отсюда. Почти тут же вслед за мной на свет вышло то, что издавало эти пугающие звуки. И что же? Это оказалась Людка Кабанова из нашего класса, да и к тому же из секции плавания, мы вместе с ней занимались плаванием. Полгода мы с ней не виделись, хоть и живем совсем рядом. В секцию я ходить перестала, как начала работать. Ужасно я удивилась, увидев здесь Людку, меньше всего на свете я бы ожидала увидеть здесь именно ее. А она удивилась еще того больше.

- Ты что это тут? - воскликнули мы с ней одновременно.

- А ты плакала, - сказала я.

- И ты тоже, - сказала Люда Кабанова. - Пойдем, что ли, по-над морем покейфуем. Только давай разворот сделаем, а то вон те ребята сейчас прицепятся.

Людка Кабанова всегда у нас была самая модная из девчонок. Она сама об этом говорит, а говорит она - умереть можно, без переводчика не поймешь, про себя Людка так говорит: "Все есть, и джинса и шиза, и дома полный кастор, и родители уж такие достоевские, любую фирму нарисуют на высоком научном уровне".

И вот эта самая "клевая чувиха" Людка Кабанова вконец меня ошарашила:

- Знаешь, Татка, решила сдрыснуть от своих предков.

- Ты что это, Людка, с ума сошла!

- Сойдешь с ума, это факт. Во они у меня где! Одним словом, полная конфрантация.

- Ну а что такое, толком расскажи!

- Да какой там толк, просто эта житуха не по мне. Ты думаешь, мне нарисуют фоно, да чепчик, и все дела, ну их, осточертела мне эта житуха, осточертела. Ты у нас просто чиста, как молочный сосунок. Твои предки, что ли, не помешались на отдыхающих?

- Каких еще отдыхающих?

- Ну, Татка, ты даешь! Каких отдыхающих! Да вся их житуха только на том и стоит. Сезон ведь подходит. Клиенты скоро повалят, ну, то есть по-ихнему отдыхающие. Вот и давай: хату бели, матрацы выбивай, белье стирай - сто простыней, ты соображаешь, сто простыней! Зачем мне такая житуха! А они говорят: неблагодарная, все, мол, для тебя. Да если хочешь знать, плевать мне и на фирму, и на весь этот кастор. Не хочу, не хочу так жить. Хочу в секцию ходить. Хочу плавать. Вон Виталь Иваныч хочет меня на всесоюзные готовить... - И Люда заплакала так горько, так отчаянно. Она молодец, Люда Кабанова, она знает, чего хочет больше всего в жизни. Она хочет плавать, и все тут. И можете не сомневаться, она будет чемпионкой.

- Люда, хочешь, пойдем к нам жить? У нас ведь две комнаты. Будешь со мной, пойдем, Люда.

- Спасибо тебе, Татка, ты молоток, без всяких там, на высоком научном уровне. Может, и приду, но не сейчас. Одно дело надо еще провернуть с предками.

Мы разошлись с Людой в разные стороны. Мне вроде бы полегчало. По крайней мере, могу домой идти. Могу маме показаться на глаза.

И знаешь, мама, я решила, что Матвею я ничего говорить не буду, не смогу, и потом... потом, знаешь, я еще не могу думать даже об этом, ну, о нем, как это он мог... Просто я приду завтра на работу как ни в чем не бывало, и все, а Матвея... все, уже нет, понимаешь, как будто нет. Но как это сделать? Как мне прийти завтра на работу? Мама!

Я все это не сказала маме, я только про себя все это говорила. Я целую ночь собиралась встать, подойти к маме, разбудить ее и рассказать все это. Но не смогла.

Только утром, когда она увидела, на что я похожа, она крикнула:

- Что с тобой, Татка? Ты заболела?

- Нет, мама. Ничуточки. Здорова, к сожалению, как бык. А хорошо бы сейчас было бы взять бюллетенчик... Знаешь, мама, с Матвеем у нас все кончено. Не говори мне ничего о нем, ладно?

На следующее утро я сбежала в горы. Слава богу, вторник в музее выходной день. Мама еще спала. Я не завтракала, только выпила чашку молока с куском сахара и черным хлебом, я с детства это обожала.

Я сказала, что сбежала в горы. Именно так и есть, сбежала из дома. Хоть зарежь, не могла увидеть маминых сочувственных глаз.

Ехала в автобусе, ничего не видя и не слыша. Но вот я наконец поднимаюсь в горы.

Вместе со мной тронулись в путь темным строем коровы, чуть позвякивая боталами.

Еще даже не совсем рассвело. Небо было серо, покрыто рваными облаками.