Ищи меня в России. Дневник «восточной рабыни» в немецком плену. 1944–1945

Ах «жена и детишки…». Ну, тогда – другое дело. Наскоро пробормотав благодарность старому немцу, я ринулась вслед за водителем и уже через несколько секунд сидела рядом с ним на мягком сиденье в темной и душной, насквозь пропахнувшей слабым бензиновым запахом и сигаретным дымком кабине, слушала и не слышала из-за охватившего меня проволочного напряжения едва доносившуюся откуда-то снизу тягучую мелодию.

Пока ехали по городу, бородатый водитель не обращал на меня ровно никакого внимания, лишь насвистывал негромко, в такт музыке. Но вот промелькнули в темноте последние, словно бы игрушечные пригородные домики, и бородач, обернувшись ко мне, сказал: «Ну, что сидишь, как… как каменная. Расслабься. И не бойся меня. Я, к твоему сведению, не грабитель и не насильник. А впрочем, ты, видно, ни черта не понимаешь по-нашему».

Пришлось сказать ему, что я поняла все, что он говорил, и что очень рада тому, что он не грабитель и не насильник.

– Ишь ты, – удивился бородач и тут же поинтересовался: – А зачем ты прицепила этот идиотский знак? Кому нужно знать, что ты не полька, не немка, не африканка, а именно русская? По-моему, это унижает человека, принижает его достоинство.

Я ответила, что знак «ОСТ» мы, русские, носим не по собственной воле, но что я отнюдь не чувствую себя униженной оттого, что кто-то из них, немцев, распорядился таким вот идиотским способом унизить нас. Я русская и всегда останусь русской. Кстати, и мое достоинство – всегда при мне.

– Ишь ты, – опять повторил бородач и, не обращая больше на меня внимания, снова стал подсвистывать в такт доносящейся из невидимого приемника мелодии. Постепенно напряжение спало с меня. Я смотрела на летящую под колеса машины слабо освещаемую фарами дорогу с застывшими вдоль обочин, словно сказочные великаны, мохнатыми деревьями и размышляла о том, как же все-таки велик и многообразен мир, как сложны, разнообразны и противоречивы человеческие судьбы в нем. Вот этот бородатый немец… Кто он? На вид – насколько я смогла разглядеть его в темноте – еще далеко не старик – от силы лет сорок, ну, – сорок пять, а почему-то не на фронте. И эта неуместная для его возраста борода. Маскировка какая, что ли?

Водитель словно бы угадал мои мысли: «Странно, верно, как все получается в жизни? – произнес вдруг он своим неживым голосом, искоса в темноте посматривая на меня. – Вот ты жила в своей России и, наверное, никогда и не помышляла о том, что тебе придется уехать в Германию, принудительно работать здесь. А я же, в свою очередь, никогда не думал, что настанет однажды день, когда мне надлежит вступить врагом и завоевателем в незнакомую, и, в общем-то, ничего не сделавшую мне плохого Россию и затем получить за свои деяния полной мерой. И уж, конечно же, ни ты, ни я не гадали, что в один зимний вечер судьба сведет нас вместе возле одного из вшивых питейных заведений в старом городке Мариенвердере и что пару часов жизни нам предстоит провести рядом. Странно все это, не правда ли?»

Меня немало удивил и озадачил неожиданный философский склад мыслей бородача, и я даже не нашлась сразу, что ответить ему. Однако он и не ждал ответа.

– Я, если ты хочешь знать, немало благодарен русским, – глухо сказал он. – Благодарен хотя бы за то, что они не укокошили меня совсем, а позволили жить дальше. А еще за то, что мои трое мальчишек не остались сиротами, а моя жена не стала чужой женой… Вот ты испугалась давеча моей бороды – испугалась, испугалась – не отпирайся! – а у меня почти половина лица оторвана осколком снаряда. Хорошо, что хоть борода еще может расти, прикрывает как-то уродство, и что мой самый младшенький не прячется теперь с криком от меня. – Он помолчал немного, затем продолжил: – Хочешь знать, когда и где это со мной случилось? На второй неделе войны с Россией, возле памятной для меня на всю жизнь крепости Брест. Слышала ты когда-нибудь о такой? Так вот… В те июньские дни фронт сразу же покатился на Восток, а мы, наше соединение, все никак не могли сокрушить эту крепость. Те, кто засели в ней, – между прочим, там были еще и семьи военнослужащих – в основном женщины с детьми, – они и не думали сдаваться. Остались без воды и жратвы, в конце концов у них кончились все боеприпасы, а они все равно держались. Знаешь, для многих из нас это казалось чем-то сверхфантастическим. Уже много позднее, в госпитале, когда я пришел в себя, узнал, что нашей армаде там противостояла всего какая-то горстка солдат и офицеров. Всего горстка… Вот под этой крепостью, кстати, меня и долбануло…

Приоткрыв боковое стекло, бородач достал из маленького выдвижного ящичка пачку сигарет: «Извини, я закурю. Тебе не требуется? – Щелкнув зажигалкой, он глубоко несколько раз затянулся. В черноте кабины поплыли перед глазами одна за другой колеблющиеся сизые струйки дыма. – Ты-то сама откуда? Из каких российских краев?»

Услышав мой ответ, удовлетворенно, как мне показалось, кивнул головой.