В дверь сунулась голова индейца. Это был тот лекарь, крещеный индеец, которому испанцы вполне доверяли. Захар и Тайин заорали в один голос. Голова испуганно качнулась и исчезла.
— Побежал докладывать, что мы здесь, — заметил Захар.
Шло время, но никто не приходил, чтобы освободить их от пут. Постепенно стали возвращаться всадники — в проем двери Захару удавалось увидеть то одного, то другого. Следом за ними трусили индейцы с арканами на шеях. Вскоре раздался свист кнутов, глухие удары по обнаженным телам, крики и стоны. И высокий монотонный голос священника, нараспев читавшего молитвы.
Захар вздрагивал, словно каждый удар кнута обжигал его собственное тело. Он откатился как можно дальше от двери, лег спиной к ней. Но это не помогло, по-прежнему до него доносились эти жуткие звуки. Совсем рядом с дверью кто-то блеял как овца, и этот звук был страшнее воплей. На какой-то миг все эти звуки утихли, и тогда Захар услышал размеренный голос падре:
— Милые мои младшие братья во Христе…
Истязания продолжались несколько часов. То и дело во двор въезжали всадники, волоча за собой новых пленников. Наконец испанцы добрались до двух связанных в бараке. Их развязали и вытолкали во двор.
Индейцы валялись под глинобитными стенами квадратного двора. Коричневые тела были простерты в пыли, спины покрыты рубцами, красными, как черепица на кровлях. Женщины, шеи и руки которых были забиты в колодки, поникли под палящим солнцем. Два индейца были привязаны по обе стороны столба для порки, их хлестали кнутами одновременно. Рядом стоял падре и читал молитвы. Конные солдаты разъезжали по двору, подкалывали пиками индейцев, заставляя их глядеть на истязания.
У Захара все сжалось внутри, когда его и Тайина подвели к офицеру. Это он допрашивал их в тот раз, когда их впервые выпустили из «калабосо» — кутузки. Но на этот раз офицер был занят, ему было не до расспросов. Шишки на их головах и все еще связанные руки яснее ясного говорили о том, что эти двое к побегу индейцев непричастны. Офицер велел развязать им руки и вернуть их в барак.
Поиски беглых индейцев и истязания пойманных продолжались три дня. Один индеец рассказал Тайину, что в облаве принимали участие все испанские поселенцы в округе, и в помощь им были присланы солдаты из ближайшего президио. Так бывало всегда: в охоте на людей участвовали все испанцы без исключения. Это будоражило им кровь сильнее, чем травля диких зверей. Больше двух недель понадобилось для того, чтобы миссия вернулась к привычной монотонной жизни.
Все это время Захар вел себя предельно осторожно. Приказы выполнял незамедлительно. Когда испанцы обращались к нему, опускал глаза и отвечал односложно:
— Да, хозяин. Нет, хозяин.
Так же вел себя и Тайин. При случае он сообщил Захару, что и других алеутов индейцы оглушили и связали перед своим побегом.
— Чертовско нам повезло, — сказал Тайин. — Хороший народ лос индиос. Потому нас не тронули испанцы.
— Лучше бы эти лос индиос не были такими хорошими, — угрюмо возразил Захар. — Тогда и я бы сбежал. Лучше сдохнуть, чем оставаться здесь.
В янтарных глазах Тайина вспыхнул насмешливый огонек.
— Как убежать? Дикие горы, дикий лес, ты там ребенок. Они тебя ловят раз-два, как орел берет кролика.
Захар упрямо сжал губы:
— А я готов бежать хоть сейчас. При первом же случае. А там будь что будет.
Алеут задумчиво посмотрел на Захара. Он словно прикидывал что-то в уме или приценивался к вещи, которая могла пригодиться в давно задуманном деле.
13. ПОБЕГ
«Нашел ты меня, враг мой?»
Захару велели сколачивать ящики. Такому плотнику, как он! Курам на смех. Но он был рад и этому занятию.
Рождественские праздники прошли в сплошных богослужениях. Все население миссии часами парилось в церкви. Под ее сводами стоял густой запах пота, свечного чада и ладана. Падре еще раз блеснул своим даром неутомимого проповедника. Как только он умолкал, хор «мирных» крещеных индейцев по его знаку запевал церковные гимны.
Для Захара это испанское рождество было особо изощренной пыткой. Оно мучительно напоминало ему о домашнем рождестве — то было такое милое, любезное его сердцу время. И радостное тоже. Над всей Россией царствовал веселый Дед Мороз, заснеженный мешок которого раздувался от подарков. В те далекие времена, когда Захар был маленьким, его отец охотно рядился белобородым Дедом Морозом, и тогда в их доме стекла дрожали от смеха.