Ищите кота (сборник)

После Чернобыля под эгидой Академии наук была сформирована большая группа ученых из разных институтов, перед которой поставили задачу исследовать влияние последствий аварии на генетический статус пораженных радиаций людей. Элька вошла в эту группу. Поначалу, как водится, денег на исследования отвалили, а заканчивали работу ученые на голом энтузиазме. Доклад группы исследователей не был засекречен, его просто не обнародовали, положили под сукно. Элька могла, не выдавая страшных тайн, рассказывать, и ее слова нас потрясли. Вывод был следующим: малые дозы радиации, Элька несколько раз подчеркнула — малые, как в зоне чернобыльского поражения, — никакого мутационного эффекта на генофонд не оказывают.

— Это подтверждение японских данных, — рассказывала Элька. — После Хиросимы и Нагасаки они проследили несколько поколений — чисто. А в Новергии люди живут на гранитной плите. Гранит фонит отчаянно, в некоторых местах наши счетчики пищали бы истошно. Ничего, живут норвежцы и не плачут, и гены их не мутируют.

— Но как же сюжеты по телевидению про двухголовых коров и треххвостых котов? — спросила я.

— Журналистские утки, — презрительно сморщила носик Элька. — Страшилки для невежд.

— Мы тут все невежды, получается, — сказала Катя. — Жуткая катастрофа, большое горе, а ты говоришь — ерунда.

— Я не отрицаю громадности катастрофы, — не согласилась Элька. — Я говорю, что влияние малых доз радиации на мутационные процессы живых организмов статистически ничтожно.

— Люди-то болеют! — напомнила я.

— Так им сказали, что болеть будут, — выступила на защиту сестры Ушастик Ира, которая ничего не понимала в работе Эльки, но была всегда готова ринуться на ее защиту. — Вот мне сказали. Девочки! Я такое пережила! Врач говорит: у вас опухоль, подозрение на рак матки, понаблюдаем, а потом операция. И я стала умирать натурально, силы с каждым днем теряла и плакала безостановочно. Детки малые, Коля у меня такой неприспособленный, как же я их всех брошу и на тот свет загремлю? А потом свекровь, все-таки свекрови иногда полезные, стала мне голову сверлить: сходи к другому врачу, сходи к другому врачу, я договорилась, у них аппаратура наисовременнейшая. Я сходила — никакой опухоли, загиб какой-то тень дает. И что? Я перестала умирать. Вернулась из поликлиники — такого шороху навела и на работе, и дома! Пока я умирала, бардак развели…

— Погоди, Ира, — перебила Настя. — Ты все правильно говоришь, если человеку поставить диагноз, он будет жить в соответствии с диагнозом. Но есть ведь государственная политика. Чернобыльцы пользуются льготами, получают добавки. Получается — незаслуженно. Их льготы отменят?

— Вряд ли, — ответила Элька. — Это было бы слишком непопулярное и социально взрывоопасное решение. Политика и наука редко шагают нога в ногу.

— С другой стороны, — возмутилась я, — антигуманно не объяснить людям положение вещей, того, что нет угрозы их здоровью. Вместо правды — подачки!

Элька пожала плечами, и мы впервые увидели на ее лице своего рода снобизм — мол, мы ученые, белая кость, в стерильных халатах, с пробирками, микроскопами и центрифугами, наше дело опыты ставить, исследования проводить, а вещать с трибун и невежд образовывать — извините!

Простых, элементарно однозначных людей не бывает — в этом я убеждалась много раз. Повесишь мысленно человеку на грудь табличку «добряк», или «зануда», или «самодур», а потом окажется, что добряк больше трешки в долг никогда не дает, зануда проявит деликатность в ситуации, когда многие ударяются в ханжество, а самодур выскажет сентиментальную привязанность к больной бабушке.

И каждая из нас не так проста, как может показаться с первой примерки. Холодная Настя — закоренелая благотворительница. У трепетной, нежной Эльки наличествует академическая чванливость. Гром-баба Ирина теряется при любой административной проблеме, даже если требуется всего лишь выбрать одну из фирм, шьющих спортивную форму. Я постоянно декларирую принципы и призываю ими не поступаться. Но принципы почему-то имеют вредную тенденцию меняться. Катя вроде бы жила в свое удовольствие, которое правильнее назвать ленью. Но воспитать троих мальчиков — очень разных, при разных отсутствующих отцах, в стесненных материальных обстоятельствах, — так воспитать, чтобы каждый сын состоялся как личность! Это требует способности выдерживать огромную психологическую нагрузку. Не поле перейти, а по скалам карабкаться.