Ищите кота (сборник)

— В институте, — продолжала Дина, — появились молодые люди, которые проявляли ко мне интерес, да и я к ним. Начались жуткие обиды, Сергей буквально клокотал, лез в драку, устраивал мне сцены, обвинял в предательстве. Его гнев и ярость я могла бы вынести, ведь в юности острые реакции близких людей не больно-то нас трогают. Подумаешь, мама ругается. Подумаешь, Сергей беснуется. Но я не могла вынести его отчаяния, потерянности, щенячьего взгляда — его страданий. Когда страдают наши родные, мы готовы на любые жертвы. Сергей был очень родной, и я к нему вернулась, забыв про флирт на стороне. Сергей очень хороший, — почему-то убеждала Дина Максима. — Умный, сильный, надежный, верный… — Дина смешалась и горько рассмеялась: — Очень верный, как выяснилось. Давай выпьем?

— Давай, — согласился Максим. — За то, что перешли на «ты» без брудершафтов и поцелуев.

«Я бы не отказался», — добавил он мысленно.

— Хорошо, — привычно согласилась Дина. — А пьянствовать не так уж и противно. Почему я раньше редко заглядывала в рюмку?

— У тебя еще все впереди. Продолжай рассказывать.

— Тебе правда не надоело?

— Весь внимание.

Максим не любил чужих исповедей — этот повторяющийся жанр, одни и те же сюжеты, только с разными героями. Если случалось попасть под поток чужих личных откровений, он изображал внимание, но думал о своем. Спроси его потом, про что говорили Петя или Таня, он не смог бы ответить. Но Дину он слушал внимательно: ему нравился звук ее голоса, нравилось, что она не плачется, не проклинает судьбу, не казнит бессовестного супруга, а пытается разобраться в своей жизни, глядя на нее как бы со стороны.

— Я люблю своего мужа, то есть любила, вернее — я его полюбила по-настоящему после свадьбы. Что-то стало расти во мне — что-то хорошее, приятное, чувственное. И вообще мне нравилось замужем, я домашняя женщина. Мне нравилось подбирать мебель в квартиру, и шторы, и светильники, и сантехнику в ванную, и продумывать декорирование стен — мне нравится вить гнездо. А уж когда родился Сережа-маленький, я была на седьмом небе, а Сережа-большой на двадцать седьмом. Однако в глубине души… Спьяну легко тащить секреты из глубины души, — усмехнулась Дина. — Подсознательно я, наверное, всегда считала, что, уступив Сергею, я его облагодетельствовала. Я большой подарок для него. Когда с подарком обращаются нежно и бережно — это нормально и естественно. Поэтому, когда случилось… когда случилось то, что случилось сегодня, во мне, вероятно, не просто гордость обманутой женщины пострадала, а еще и оскорбленное возмущение благодетеля. Знаешь ведь, как это бывает, вроде бы человек и не ведет счет своим добрым поступкам, а потом, если облагодетельствованный повел себя нехорошо, человек возмущается: я ему столько сделал, а он мне…

— Навалил дерьма в шляпу. Пардон! — спохватился Максим. Он неожиданно забыл, что имеет дело не с приятелем, а с дамой.

— Грубо, но точно.

Максим плеснул в рюмки, и Дина без приглашения выпила. Коньяк проваливался в бездонную бочку, казалось, уже не хмелил, но действовал как обезболивающее. Страдающий человек не может оторваться от анальгетика.

— Я не психоаналитик, — пожал плечами Максим, — это они копаются в мотивах, реакциях. С моей точки зрения, важны факты. Была измена — факт. А плохо тебе, потому что мужа любишь или потому что подарком небес себя считаешь, значения не имеет. Какая разница: подстрелили тебя или зарезали, ведь все равно погибаешь.

— Да, погибаю.

— Я имел в виду — фигурально погибаешь.

— У меня такое чувство, как будто застыла перед пропастью. То есть уже качнулась, падаю. Какая-то секунда, доля секунды, когда ты еще на земле и уже летишь вниз. Секунда длиною во многие часы. В этот момент человек переживает дикий ужас. Миллион мыслей, воспоминаний — и ни одной мысли, пустота, только ужас. У тебя так же было?

— Наверное, не помню. Я был раздавлен и страшно взбешен. Так вот одновременно — раздавлен и взбешен. И еще, конечно, дико оскорблен по-мужски, даже перепуган. Что ты за мужик, если твоя жена ездит к продажным альфонсам? Дальнейшая жизнь показала, что по этой части у меня все в порядке. Я постарался вычеркнуть из памяти, забыть свое супружество. Не было его, и точка.

— Скажи мне, Максим… Если не хочешь, не отвечай…

— Если не захочу, не отвечу. Что?

— В популярной литературе весьма известна теория гиперсексуальности мужчин. Мол, они ничего не могут с собой поделать, когда видят смазливое личико, стройные ножки, кругленькие попки. Происходит выброс гомонов, и мужчина собой не владеет. Он не виноват, это зов природы, не порицайте его, заложника инстинктов.

«Какой вариант ответа, — задумался Максим, — ей подойдет?»

— Ты мне лучше не отвечай, только не ври, — попросила Дина.