Ищите кота (сборник)

— Повезло, что вы не давите нас, что учите, что позволяете самим руками действовать.

Спина у Тани ныла отчаянно, поэтому, наверное, вырвалось искреннее удивление:

— Разве? Мне казалось, что я вас вечно контролирую и не даю возможности работать самостоятельно.

— Мы с Петькой, — продолжала Вероника, — через полгода защитимся. Кандидаты медицинских наук. Идеи — ваши, набранный материал — ваши операции. Имея звание и вашу практическую школу, нас с руками оторвут.

— «Имея, оторвут» не по-русски звучит.

— Вот вы вся в этом! — неожиданно вступила Люся. — Такая женщина! И лицо, и фигура! Зашибись! А никто не зашибается.

— Увы! — Таня усмехнулась.

— Вы не понимаете! — горячилась Люся. — Мой дедушка был очень главным милицейским начальником по кадровой части. Помните «Семнадцать мгновений весны»? Там на каждого фрица характеристика мелькала: «Истинный ариец, характер нордический…» У наших сотрудников гораздо умнее было в характеристиках. Обязательная графа — самооценка. Вдумайтесь, как верно! Про одного человека: «Самооценка завышена». Про другого: «Самооценка занижена».

— И ни у кого не было верной самооценки? — спросила Таня, остановившись на лестничном марше, потому что спину пробило электрическим разрядом, не двинуться, едва удержаться от стона.

— Не было! — подтвердила Люся. — Но это не главное! У вас, Татьяна Владимировна, богини от хирургии, женщины во всех отношениях привлекательной, самооценка ниже плинтуса! Так нельзя!

«Мне только ординаторши в качестве наставницы не хватало. Надо деликатно поставить ее на место», — подумала Таня. Но больная спина к деликатности не располагала.

— Людмила Сергеевна! Я считаю неуместным обсуждать с вами мой характер.

— Извините! — заткнулась Люся.

С каждой ступенькой настроение у Тани портилось, потому что в отделении находилась Журавлева. Она задаст вполне справедливый вопрос: «Когда операция?» Что ответить, Таня не знает.

До обеда Ирина сделала Тане массаж. Они закрылись в перевязочной, Таня разделась и легла на стол, на который обычно укладывают пациентов. Ирина мяла ей спину и ворчала:

— Хоть рентген сделай. Что тебе, трудно на четвертый этаж подняться? Секундное дело.

— Ира, надо Игорька в садик устроить. С чьей помощью?

— У нас из бывших больных никого по этой части нет. С Леной поговорю, через главного устроим. Рентген сделаешь?

— И еще хорошо бы найти женщину, которая сына будет в сад отводить и забирать, сидеть с ним до моего прихода. Родителей хочу в санаторий отправить.

— Найдем женщину. Сегодня план операций на следующую неделю подавать. Что ты с Журавлевой решила?

— Завтра подадим. Хватит, Ира, спасибо!

На следующий день секретарь главврача Лена напомнила про план операций, Кирилл Петрович спрашивал. Понятно, что спрашивал из-за Журавлевой, обычно подмахивает эти планы, не вникая. Таня чувствовала себя мышью, загнанной в угол. Позади — стена, впереди — опасность.

Между перевязками, когда одна больная ушла, а вторую еще не привели, Петя Сомов спросил Татьяну:

— Нам нужно поговорить?

Она кивнула, слегка удивившись интонации вопроса. Точно не ему, а Тане нужно о чем-то побеседовать.

Больных на перевязках было много. Кроме тех, что лежали в отделении, приходили старые, выписавшиеся. Им назначались визиты раз в неделю, в две недели, потом раз в месяц. В коридоре скапливалось до полутора десятков человек. Для многих врачебная необходимость в Танином осмотре отсутствовала, а психологическая была очень сильной. Больные привязывались к хирургу как младенец к кормилице. Они рассказывали, как проходит облучение, лекарственная терапия — немилосердно крали Танино время. Потом их привязанность становилась все слабее и слабее, люди выздоравливали, возвращались к нормальной жизни, забывали как страшный сон онкологическую больницу. Не узнавали Татьяну, встретив на улице, не здоровались.

Петя вошел к ней в кабинет, молча уставился, словно ждал, что Таня первой заговорит.

— Я вас слушаю, — сказала она.

— По поводу больной Журавлевой. Ирина уговаривает меня провести операцию, но по документам ведущим хирургом будете вы.

— Опять она лезет не в свои дела! — в сердцах проговорила Таня.

— Вот это точно! — подхватил Сомов. — Ваша фаворитка, конечно, человек незаменимый, но интриганка, каких поискать. Хлебом не корми, дай посплетничать.

— Не преувеличивайте вреда от ее, как вы говорите, сплетен. Про то, как протекают ваши с Люсей ночные дежурства, кроме меня, никто не знает. Ирина запретила сестричкам рот открывать.

Петя покраснел. Его жена работала в этой же больнице, в лаборатории. Она была очень милой, приветливой женщиной. Ординаторша Люся, по мнению персонала отделения, в подметки не годилась Петиной жене.

— Так что с Журавлевой? — ушел от скользкой темы Сомов. — Вы действительно не хотите ее оперировать?

— Не могу.

— Почему?

— Давайте не будем обсуждать мои мотивы.

— Журавлева — крутая тетка. В палате цветов как у прима-балерины. Татьяна Владимировна, я бы понял обратную ситуацию: вы оперируете, а по документам я прохожу.